скомкал его и бросил в мусорную корзину…
Похоже, события последнего месяца превратили его в законченного идиота. Все его мысли были об Ольге и только о ней. Она не желала с ним разговаривать. Она отказывалась танцевать с ним на балах. Она не отвечала на его письма, в которых он умолял ее о свидании. Еще ни одна женщина на свете не имела над ним такую власть! Он безуспешно пытался понять природу своей безумной страсти, которую испытывал к этой женщине. Только от одного взгляда, от самого невинного прикосновения у него начинало штормить сердце, пересыхало во рту, и он, понимая, что выглядит смешным в своих попытках завладеть ее вниманием, тем не менее продолжал вести себя, как сопливый юнец, распускающий слюни от одного вида обнаженной женской коленки.
В его жизни были и более красивые женщины, моложе и соблазнительнее, но ни одно из этих лиц не всплывало в его памяти, кроме лица женщины, ставшей для него единственной и неповторимой. Карие глаза, чуть вздернутый нос, пышные светло-русые волосы являлись ему во сне и наяву, граф злился, не находил места от беспокойства, но с каждым днем убеждался, что эта женщина обладает редкой выдержкой и упрямством. И если однажды сказала ему, что не выйдет за него замуж, то так, видно, тому и быть!
Граф Андрей вздохнул. Пора прекратить вести себя подобным образом. Это становится похожим на амок. Вечером он попытался написать стихи! Не он ли всегда посмеивался над сочинителями стихов, баллад, сонетов, называя это соловьиным творчеством. В самарской гостинице он подобрал на полу листок бумаги с сонетом Фаддея, посвященным Ольге, и чуть не захлебнулся от смеха. Что за вздор сочинил Багрянцев! Там были и грезы, и фиалки, и солнечные лучи, в которых купается сердце поэта в ожидании встречи с женщиной его мечты. Да-а! Тогда он машинально сунул в карман этот «чувствительный» опус, в котором глаза Ольги сравнивались с драгоценными камнями райских врат, а вчера нечаянно обнаружил его. И что за наваждение водило его рукой, когда он решился создать нечто подобное? Но это оказалось так же трудно, как подойти к Ольге на балу и завести с ней разговор…
Господи! Драгоценные камни райских врат! Он всегда не любил поэзию. И вдруг уединился в кабинете и попытался срифмовать несколько строф! Разумеется, ничего из этого не вышло. Андрей извел пропасть бумаги и каждый раз, когда рвал или, скомкав, выбрасывал листок с беспомощным текстом в корзину, выпивал бокал мадеры. Очевидно, поэтому и сохранился последний опус в целости и сохранности. Действие алкоголя, увы, парализовало его «вдохновение», и Андрей заснул в кресле, уронив голову на письменный стол. Проснувшись рано утром, он обнаружил этот «шедевр» во славу дамы своего сердца, которую ему никогда уже не завоевать.
Андрей в последний раз посмотрел на часы. Прошло всего полчаса, а ему показалось, что минула вечность, но Фаддей так и не появился! Хлопнув в сердцах дверью, он покинул кабинет и быстрым шагом прошел в гостиную. Сергей был уже там и ожидал появления невесты. Бросив беглый взгляд на брата, он опять отвернулся к окну. Заложив руки за спину, он слегка покачивался с носка на пятку и, не отрываясь ни на мгновение, следил глазами за стайкой свиристелей, облепивших куст сирени. Птицы громко ссорились, переругиваясь из-за не осыпавшихся еще семян. Что-то тихо сказал брат, и Андрей с другого конца гостиной переспросил его.
— Я говорю, кто-то приехал, — повторил Сергей чуть громче. — Я слышал стук копыт, но из-за кустов не разберу, кто бы это мог быть.
— Ну вот, я уже готова ехать! — На пороге гостиной появилась Фелиция в великолепном, персикового цвета платье, с длинным шлейфом и в изящной, такого же цвета шляпке с пером и вуалью. В следующую минуту ей пришлось быстро посторониться — старший брат ее жениха весьма невежливо оттеснил будущую невестку от дверей, чуть не наступив на шлейф ее подвенечного платья, и выбежал из комнаты. Она проводила его несколько растерянным взглядом, но, заметив, что Сергей смотрит на нее, подошла к нему, взяла под руку и, заглянув в его глаза, улыбнулась.
— Неужели все, о чем я так мечтала, случится сегодня? — произнесла она с дрожью в голосе.
— Вы, как всегда, обворожительны. — Вместо ответа Ратманов склонился к руке невесты и поцеловал ее. — Нам нужно спешить.
— А что же, Ксения Романовна не проводит нас в церковь? — спросила Фелиция, заметив, что старой графини нет в гостиной.
— Бабушке с утра нездоровится. Она попросила извинить ее. Возможно, после нашего возвращения она найдет в себе силы и спустится поздравить нас…
Он резко распахнул дверь перед своей невестой, и в тот же момент кто-то жалобно вскрикнул. На пороге появился Фаддей. Прижимая ладонь ко лбу, он сердито проворчал:
— Ты хотя и счастливый жених, братец, но лбы приятелям разбивать все-таки не годится!
— Прости, пожалуйста, — сконфузился Сергей. Багровая шишка, украсившая чело поэта, в секунду выросла до размеров абрикоса, и граф оглянулся по сторонам в поисках лакея, чтобы послать за примочкой для приятельского лба!
Но вместо лакея в комнату уверенно вошел его старший брат и попросил Сергея перед отъездом в церковь уделить ему несколько минут. Он посмотрел на Фелицию, так и не выпустившую локоть жениха. Не мигая, она следила за тем, как вслед за Андреем в гостиной появляются мать Анастасии Меркушевой, две дамы со злорадным торжеством на лицах и сам Фаддей, прижимающий ко лбу уже не ладонь, а изящный кружевной платочек.
Андрей с каменным лицом обратился к Фелиции:
— Прошу вас, сударыня, остаться и присутствовать при разговоре!
Фелиция почувствовала, что сердце ее подпрыгнуло, на мгновение зависло у горла, а затем стремительно скатилось вниз. Она побледнела, но более ничем своего беспокойства не выдала.
— В чем дело, господа? — спросил Сергей и окинул прибывших ледяным взором. — Не желаете ли вы помешать мне исполнить свой долг по отношению к моей невесте? Что вам здесь нужно?
Андрей гневно сверкнул глазами.
— Нам нужно, — чеканя слова, произнес он, — чтобы ты одумался и посмотрел внимательно на ту особу, что стоит сейчас рядом с тобой! Мы хотим предостеречь тебя от непоправимого поступка, который ты вот-вот собираешься совершить. — Он повернулся к Глафире:
— Извольте пригласить госпожу…
— Тамбовцеву, — услужливо подсказала Дарья и уточнила:
— Генеральшу Тамбовцеву.
Глафира втянула за руку в гостиную маленькую невзрачную женщину с тощей рыжеватой косицей, выбившейся из-под капора. Она испуганно таращила маленькие, словно заспанные глазки, шмыгала, как после долгого плача, курносым носом и пыталась безуспешно высвободить руку из цепкой ладони Глафиры Афанасьевны.
— Сейчас же расскажите графу все, что вы поведали мне три часа назад, — приказала Глафира своей пленнице. — Сознавайтесь во всех грехах сейчас же или вам не видать общества как своих ушей!
— Хорошо! Как вам будет угодно, только… — Генеральша с испугом посмотрела на Фелицию и нервно сглотнула. Щеки Лубянской стали белыми как мел, а взгляд метнулся с Тамбовцевой на графа Андрея, от него — к Сергею и вновь вернулся к Андрею.
Наконец ее глаза остановились на Тамбовцевой.
— Если ты произнесешь хотя бы одно слово, — выдавила она из себя свистящим шепотом, — я тогда… я…
— Что вы тогда сделаете, милочка? Неужто задушите ее, как обещали этой даме в последнем письме? — спросила Глафира, отпуская руку генеральши, и с презрением посмотрела на Лубянскую. — Думаю, вам стоит незамедлительно рассказать своему жениху о вашей гнусной деятельности, начиная с того, сколько раз за последние пять лет вы выходили замуж и сколько раз разводились с бедными мужьями, обирая их до нитки. Не такую ли участь вы уготовили и графу Ратманову? Назовите ему также, не забудьте, свое настоящее имя, Фекла Ивановна! И про свою профессию расскажите, чего уж тут скрывать, госпожа циркачка из цирка шапито.
— Это все чистейший вздор! — ответила Лубянская, отпустив руку Сергея, повернулась к нему лицом и со всей твердостью, на которую была сейчас способна, заявила:
— Я отказываюсь выслушивать этот бред! Неужели вы не видите, что эти люди преследуют однуединственную цель — женить вас на дочери госпожи Меркушевой? Иначе почему эта дама вдруг
