уверена, что ее сейчас стошнит или она потеряет сознание. Вполне возможно, что произойдет и то и другое.
— Мадемуазель, с вами все в порядке? Вы так побледнели… — Его голос звучал озабоченно, но в нем слышались насмешливые нотки.
— Я… я думаю, мне все же стоит немного перекусить. — Жаклин направилась к столу. — Я действительно голодна.
Арман двинулся вслед за ней.
— Как пожелаете, — сказал он, пододвигая ей стул. — Может быть, глоток вина вернет румянец вашим щекам? — Взяв бутылку, он налил в стакан немного рубинового напитка.
Неожиданно Жаклин подумала, что если ей удастся как следует напоить Армана, то он заснет раньше, чем осуществит свое намерение. Тогда она снимет с него одежду, накроет одеялом, а так как наутро он не будет ничего помнить, она может заявить, что выполнила свое обещание и теперь ждет от него того же самого. Франсуа-Луи будет спасен, а ее девственность не пострадает. Великолепный план, подумала она и улыбнулась.
Арман поставил бутылку на стол и сел.
— А вы разве не выпьете? — спросила Жаклин самым любезным тоном, на какой была способна.
— Нет.
Улыбка медленно сползла с ее лица.
— Почему?
— Потому что я вообще не пью, — просто ответил он, протягивая ей аппетитно пахнущее блюдо. — Кусочек цыпленка?
— Что значит вообще не пьете? — удивилась Жаклин.
— Я не пью спиртное, — пояснил Арман, накладывая ей еду на тарелку.
Жаклин была в замешательстве. Возможно, он страдал каким-нибудь заболеванием? Вряд ли. Судя по могучей фигуре, такое объяснение вряд ли можно было считать приемлемым.
— А почему вы не пьете? — не выдержав, спросила она. Арман пожал плечами и уставился в свою тарелку.
— Потому что я так решил, — глухо ответил он.
Жаклин поняла, что ему не по себе, но это только еще сильнее возбудило ее любопытство. За то время, которое она провела с ним во Франции, ей ни разу не удалось увидеть, как он пьет вино. Когда он изображал приступ кашля в ее камере и надзиратель предложил ему промочить горло, Арман настоял на том, чтобы вино заменили на воду. Во время их долгого путешествия к побережью он иногда пил прозрачную жидкость из бутылки; тогда Жаклин думала, что это нечто очень крепкое. Даже на балу, когда он поцеловал ее, она не почувствовала запаха алкоголя. Все мужчины, которых она знала, включая ее отца и Франсуа-Луи, любили хорошие вина и бренди. Даже она отдавала должное вину во время обеда. Жаклин поняла, что впервые видит человека, который не пьет, и с изумлением уставилась на него.
Арман заметил ее взгляд и улыбнулся.
— Не нужно смотреть на меня так, словно у меня выросла вторая голова, — насмешливо сказал он.
— Извините, но я еще ни разу не встречала мужчину, который не пьет вина. — Жаклин опустила глаза.
Некоторое время они молча ели. Арман понимал, что ее любопытство было вполне естественным, но воспоминания о причинах, по которым он отказывался от спиртного, все еще казались ему слишком болезненными. Он посмотрел на Жаклин: длинные ресницы прикрывали глаза, делали ее еще более привлекательной. Еще ни одна женщина не вызывала в нем таких чувств, какие разбудила Жаклин.
Неожиданно Арману захотелось, чтобы его гостья расслабилась и почувствовала себя спокойнее. Она приехала к нему не по своей воле, но что бы ни случилось между ними этой ночью, он не желал, чтобы это стало для нее кошмаром: слишком много тяжелых испытаний выпало на ее долю в последнее время.
— Раньше я много пил, — начал он свой рассказ. — Мне казалось, что это очень весело. Так как я никогда не напивался до потери сознания, то считал, что могу держать себя в руках.
Арман говорил спокойно, но гордости за свое прошлое в его голосе не было: видимо, его желание рассказать ей о себе являлось своего рода дружеским жестом.
— Мне казалось, что я неуязвим. У меня было все, о чем только может, мечтать молодой человек. Отец оставил мне огромное наследство, а я следил за тем, чтобы хоть иногда, протрезвев, заниматься делами. Сначала все шло хорошо, но потом я начал все чаще проводить время в компании с бутылкой. Однажды я сделал глупость и потерял много денег. Мне следовало отнестись к этому как знаку свыше и остановиться, но я воспринял случившееся лишь как забавное недоразумение.
— Неужели потеря денег может быть забавной? — удивилась Жаклин.
Арман равнодушно пожал плечами:
— А почему бы и нет, когда, потеряв деньги в одном деле, я получал в несколько раз больше в других. Я вкладывал деньги в торговлю сахаром, табаком, чаем, шелком. Когда твой бизнес состоит из многих предприятий, нет ничего страшного, если одно из них в какой-то момент не принесет дохода. Фактически этого всегда следует ожидать. Так как дела не слишком страдали от моего пьянства, я не видел причин, по которым мне следовало остановиться.
Арман замолчал. Жаклин не торопила его. Она понимала, как трудно дается ему эта исповедь.
Неожиданно ей вспомнилось, как напрягся Арман, когда на балу лорд Престон спросил его: «Наскучило сидеть одному, или в ваших подвалах кончилось вино?» По-видимому, борьба ее собеседника с алкоголем была широко известна, что делало его объектом для насмешек. Жаклин почувствовала, как все в ней восстает против такой несправедливости. Впредь если кто-то в ее присутствии позволит подобную шутку в отношении Армана, она не задумываясь залепит наглецу пощечину.
— Почему вы замолчали? — негромко спросила она.
Арман колебался. Он не ожидал, что они будут обсуждать эту тему, и не был готов для разговора. С другой стороны, теперь у него не оставалось другого выбора, кроме как рассказать ей все — слухи еще не дошли до Жаклин только потому, что она отказывалась бывать в свете и общалась только с Харингтонами, которые ничего ей не рассказывали о нем, так как сэр Эдвард был старым другом его отца и очень любил Армана; по его мнению, все случившееся должно было остаться в прошлом.
— Из-за меня погибло несколько человек, — с трудом произнес Арман. — Находясь в очередном пьяном загуле, я не смог помешать этому. После того случая я дал себе клятву никогда не прикасаться к спиртному.
Решительный тон, которым были произнесены последние слова, означал, что разговор на эту тему закончен. Арман казался совершенно спокойным, и только по тому, как плотно сжались его губы, можно было догадаться, что признание далось ему с большим трудом. Жаклин даже пожалела о том, что завела разговор на эту тему; она чувствовала, что стала свидетельницей чего-то очень личного и болезненного для него, и это вызвало у нее искреннее сочувствие. Но именно сочувствие к нему она испытывать не собиралась. Он не был ее другом. Он просто спас ее за деньги, а теперь обещал спасти Франсуа-Луи в обмен на ее девственность. Все в нем было грубым и примитивным, как и должно быть при отсутствии благородного происхождения. И все же ее тронуло то, что Арман приоткрыл перед ней завесу своего прошлого.
— Как ваш английский? — неожиданно спросил он.
— Не слишком хорошо, — ответила она. — Думаю, у меня нет способности к языкам.
— Вы хотите сказать, что не желаете их учить? Думаю, мадемуазель, вам нужно отнестись к этому более серьезно, иначе вы не сможете жить в Англии.
Так как Жаклин не собиралась этого делать, его предупреждение мало ее обеспокоило.
— А где вы научились говорить по-французски без акцента? — спросила она.
— Моя мать была француженкой, — ответил Армад. — Хотя Англия стала ее вторым домом, она настояла на том, чтобы у меня и моей сестры Мадлен были французские няни. Мать считала, что французский язык красивее, чем английский. Кроме того, меня отослали на учебу во Францию, где я пробыл несколько лет до начала революции. Именно тогда я понял, что монархия в этой стране обречена.
— А почему ваша мать оставила Францию? — удивилась Жаклин. Она не могла представить, как можно было отказаться от красоты и утонченности ее страны.