…Шесть часов пять минут, шесть часов шесть минут… Тик-так, тик-так… Каждая новая цифра на часах извещала, предупреждала о неизбежном приближении момента, когда он снова увидит ненавистную рожу с пшеничными усами.
«Повара – народ болтливый. Какая же профессия подлая! Снуют между кухонных плит точь-в-точь как тараканы! – Серафин, человек по натуре добрый, чувствовал необыкновенное раздражение. – Эти типы лезут во все щели, переползают из дома в дом без всякого стеснения, подбирают и разносят грязь, а в результате знают все обо всех, даже самые интимные секреты.
…Нора, поверь, мы только выпили, я сок с сельтерской, а мальчик – кока-колу. Клянусь тебе всеми годами нашего счастья. Моя жизнь с тобой была совершенно иной: ни музыки, которой я некогда наслаждался, ни воспоминаний о детских пальчиках на клавишах… Потому что с тех пор я ни разу не сел за пианино. Ведь ты, сокровище мое, перевернула мою жизнь. Вместе мы находились в полной безопасности, я жил с тобой в мире взрослых, где царит покой, где зрелый мужчина не может остаться наедине с мальчиком во фланелевых штанишках, волосы которого подстрижены ежиком. – Тут мысли Серафина поменяли направление. – Что ты говоришь, Нора, любимая? Ах, ты о моем визите к гадалке знаменитой мадам Лонгстаф? Помилуй, не думаешь же ты, что я… Ты ошибаешься, клянусь тебе, ошибаешься! Проблема в том, что я так одинок… Послушай, – он оставил повинный тон, – не хочу упрекать тебя, любимая, напротив, я испытываю к тебе глубокую благодарность за годы покоя, которые ты мне подарила. Однако скажи, почему среди бесчисленной толпы неприятных людей, среди бесконечной вереницы одиозных типов, которым самое место в могиле, – почему именно ты должна была умереть, любовь моя?»
Хлоя Триас, невеста Карела
Хлоя услышала долетевший из кухни крик и на несколько секунд испуганно застыла, как маленькая девочка (каковой по сути и была). Затем протянула руку туда, где должен был находиться ее жених, Карел Плиг. Его место рядом с ней в постели пустовало, зато Хлоя встретила другую очень знакомую руку, которая сопровождала ее во сне в течение многих лет. Успокоившись, девушка повернулась на другой бок и снова уснула. Каштановые, подстриженные «под пажа» волосы упали на лицо.
Хлое было почти двадцать два года, но спящая она глядела гораздо моложе. Особенно когда устраивалась около так называемой руки, которая на самом деле была то скомканной простыней, то краем одеяла, то подогнутым углом подушки. Хлопчатобумажный или льняной валик легко становится похожим на человеческое тело стоит только захотеть. Так, прижимая к себе воображаемую руку своего брата Эдди, Хлоя заснула глубоким и безоблачным сном, словно за окном был не рассвет, а ночная темень.
Ей снилось, что она с Эдди отправилась на прогулку по стране Нетинебудет. Правда, страна очень изменилась со времени Питера Пэна, Венди и капитана Крюка: не было ни крокодилов, говорящих «тик-так», ни пиратов – похитителей заблудившихся мальчиков и девочек… Теперь страна превратилась в остров – убежище для детей, не желающих взрослеть, там для них открывались совершенно неожиданные пейзажи, словно они приняли наркотик перед посадкой самолета. А для Хлои ее затерявшийся в прошлом остров оставался таким, каким его придумал Эдди, когда она была совсем маленькой. Очертания берегов по- прежнему напоминали форму человеческого черепа на пиратском флаге. Однако с некоторых пор, точнее, с появления в ее жизни Карела и Нестора Чаффино, Хлое все труднее стало долетать до своего острова, предательский ветер сбивал с курса и относил в неизвестном направлении.
Повторный крик, взывающий с кухни о помощи, вконец все испортил.
Крики из мира реального, проникая в мир грез, как правило, искажают последний. Иногда даже самое мирное сновидение превращается в кошмар. Второй крик хоть и не разбудил Хлою, ассоциировался в ее сознании со множеством воспоминаний, которые она предпочла не будоражить. Она закрыла лицо волосами, чтобы отогнать плохой сон, и на мгновение трюк удался: теперь ей виделось что-то довольно безобидное, какой-то незначительный эпизод из детства. По меньшей мере начало не предвещало ничего ужасного.
Чей-то голос произнес:
– …Однако, дорогая, вы выбрали для своих детей просто невообразимые имена. Эдип и Хлоя! Полагаю, это очередная причуда твоего caro sposo[4]. У психиатров бывают странные идеи. Ну подумай, когда ребенок подрастет, куда ему несчастному податься с именем Эдип? Хорошо еще, твоему саго sposo не пришло в голову назвать девочку Электрой или того хуже…
Амалия Росси, более известная как Кароспоса, относилась к разряду соседок, любящих посвящать детей во все, что тщательно скрывают от них родители. С тех пор как Хлоя помнила себя, эта женщина постоянно вторгалась в дом семьи Триас. Толстая, рыжеволосая, гораздо старше матери Хлои, она была троекратная разведенка, причем от последнего мужа, итальянского актера, у нее сохранились фамилия и раздражающая манера без стеснения болтать о самых серьезных вещах.
Именно она, проклятая ведьма, несколько лет спустя завела Хлою в дальний уголок своего итальянского сада и сказала, что Эдди умер. И теперь, во сне, перед Хлоей замелькали подробности этой сцены: Амалия Росси водит по голове Хлои тремя пальцами, унизанными перстнями, перстни каждый раз цепляются за каштановые волосы Хлои, а она, ничего не чувствуя, только срывает листок за листком с веток самшитовой изгороди и твердит про себя: «Это неправда, неправда, я хочу уйти отсюда… помогите же кто-нибудь!»
Вдруг отвратительная кисть Амалии превращается в родную и любимую руку, которая одним рывком извлекает Хлою из итальянского сада и несет, несет по воздуху в страну Нетинебудет, а может, еще куда- нибудь, не важно куда, лишь бы подальше от Амалии…
«Полетай со мной, Хлоя, полетай немного, – говорит рука, и далеко внизу остаются Кароспоса и ее голос, задыхающийся в словах вроде сочувственных, а на самом деле внушающих ужас, так близорукий удав-констриктор[5], не имея поблизости подходящей жертвы, душит самого себя в мощных объятиях. – Давай же, Хлоя, лети, поднимайся выше!»
Паря с братом во сне, она начинала верить, что все случившееся – неправда. Семь лет назад, 19 февраля, Эдди не брал отцовский «Сузуки-1100», чтобы опробовать его на прямом участке автострады А- Корунья, мотоцикл не потерял управление на повороте, где по несчастливому стечению обстоятельств оказался каменный столб с табличкой «22 км». Неправда, все неправда, самая лживая из неправд на свете! Эдди к тому времени исполнилось двадцать два, а теперь и Хлое вот-вот будет столько же. Только Эдди, как Питер Пэн, уже не постареет ни на минуту. Он навек останется молодым, как на фотографии, с которой Хлоя не расстается со дня его смерти, хотя никогда не смотрит на нее: хорошо, когда сохраняются изображения дорогих сердцу людей, но видеть их – слишком больно.
На мгновение ей почудилось, что эта фотография стоит на ночном столике. Невозможно. Хлоя хранила ее в рюкзачке, в обтянутой красной кожей шкатулке, спрятанной под ворохом спортивной одежды и компакт-дисков «Лед Зеппелин» и «Перл Джем». Хлоя никогда не смотрела на фотографию, но помнила досконально, она сама снимала Эдди тогда, 19 февраля, перед тем как он уехал и не вернулся. Оба весело смеялись, а брат был такой красивый. В памяти сохранилась каждая черточка его лица. Говорят, они были очень похожи: губы, профиль, цвет волос. Только глаза у Эдди отливали чернотой, а у Хлои – голубизной. В то утро брат был в черном кожаном отцовском комбинезоне, натянутом, как обычно, до пояса. Представляете, юноша с чувственным, почти женственным лицом и – байкер. Какой контраст!
