— Мои любимые сапоги! Да я дышать на них и то не позволяю! — театрально возопил Мэттью. — Деяние столь зловредное не должно остаться безнаказанным! Ну, дерзкая девчонка, берегись!
Он сделал выпад. Джессика отскочила, заверещала в преувеличенном испуге, бросила лейку и побежала прочь между кустами с темной мясистой листвой и гроздьями цветов, мимо ряда апельсиновых саженцев, мимо фестонов цветущих орхидей. Мэттью не отставал. Пару раз ей удалось уклониться от протянутой руки, но когда густая растительность поредела и впереди открылась задняя стенка теплицы, Джессика прибавила скорости.
Мэттью успел увидеть, как она рванула на себя дверцу пристройки для хранения садового инвентаря и скрылась за ней.
Он расплылся в широкой торжествующей улыбке. Другого выхода из пристройки не было, и это означало, что Джессика предоставила себя на милость преследователя. Граф поспешил войти в скудно освещенное помещение, думая: погоня за добычей куда приятнее, чем ожидание в засаде.
Мэттью продвигался в глубь пристройки медленно, внимательно глядя по сторонам, заглядывая за метлы и лопаты, свирепо хмуря брови над каждым ведром. Капитан вдруг сообразил, что впервые в жизни ведет себя с женщиной так беспечно, впервые позволяет втянуть себя в игру. Самое интересное, что он на самом деле находил в этом удовольствие.
Широкая надтреснутая доска, поросшая мелким золотистым мхом, привлекла его внимание, но и за ней никого не оказалось.
— Джесси, будь благоразумна и сдайся, добровольно. Я все равно найду тебя, и будет только хуже.
Мэттью самым тщательным образом обыскал весь сарай, оставив напоследок высокие козлы, завешанные куском парусины сплошь в брызгах краски. Он сделал это намеренно, кожей чувствуя, что Джессика прячется именно там. Наконец, забрав в горсть край ветхой ткани, он с силой дернул его вниз. Так и есть! Джессика сидела на самом верху расшатанного сооружения, но прежде чем Мэттью стащил ее оттуда, опрокинула на него большую жестянку, стоявшую под щелью в кровле и доверху наполнившую дождевой водой. Нечего и говорить, что вода хорошенько промерзла за ночь. Отплевываясь, бормоча проклятия, но все равно улыбаясь, Мэттью яростно потряс козлы. Джессика не удержалась и с воплем свалилась ему на руки. Оставалось только перекинуть се через плечо.
— Я сказал, что найду тебя? Сказал? — приговаривал граф, неся ее к двери и время от времени награждая звучным шлепком по заду.
Она в ответ, давясь от смеха, колотила его кулаками по спине. В теплице, усевшись на деревянную скамью, такую же замшелую, как и все остальное, Мэттью с самым свирепым видом перекинул жену через колено.
— Мэттью! Что ты делаешь, Мэттью! Прекрати немедленно! — повторяла Джессика, заходясь от смеха, в то время как он молча задирал ей юбку.
— Хм… — произнес муж парой минут позже, оглаживая по очереди обе соблазнительно округлые ягодицы. — Я такой рассеянный… что это я собирался делать? Ах да, дать тебе хорошую взбучку. Однако взбучки бывают разные. Я, например, знаю хороший способ укрощения строптивых жен… Он нравится мне больше, чем порка. — Мэттью уже чувствовал, как желание поднимается в нем, и знал, что вскоре будет изнемогать от страсти. — Помнишь тот день много лет назад, когда я вот так же держал тебя, двенадцатилетнюю? Тогда об твои ягодицы можно было отбить руку, и кто бы мог подумать, что со временем появятся эти прелестные округлости…
Он еще выше приподнял сорочку, совершенно обнажая объект своего внимания, потом, неожиданно для себя и тем более для жены, наклонился и прижался губами к одному из белоснежных полушарий.
— Мэттью! — ахнула Джессика.
Она все еще была погружена в игру и только в этот момент сообразила, как изменилось настроение мужа. Сердце ее сразу заколотилось чаще, в унисон с его сильно бьющимся пульсом.
Ладонь Мэттью двинулась легкими круговыми движениями, и Джессика притихла. Дотрагиваясь, он чувствовал ответное сокращение упругих мышц под гладкой нежной кожей. Граф выпрямил другое колено и расставил ноги, принимая вес. Джессика лежала тихо-тихо, настороженная и одновременно покорная. Другая рука Мэттью огладила плечо, прикрытое скромным дневным платьем, двинулась под ворот, расстегнула пуговки и скользнула под лиф. Долгая дрожь прошла по телу Джессики, потом еще и еще, и сладостное стеснение усилилось.
Это было так необычно, так волнующе — прикасаться к ней не в постели, а среди растений и дышащей испарениями земли. И потому прикосновения казались особенно чувственными, особенно плотскими. В теплице пахло влагой, пряной чужеземной зеленью и цветами, здесь стояло тропическое тепло, и никто не мог нарушить их уединение, никто не осмелился бы войти. Сообразив, что они свободны делать все, что вздумается, Джессика снова завозилась на коленях Мэттью.
В ответ его рука двинулась ниже, между ее ног, где было огненно-горячо и уже очень влажно.
— Что ты делаешь?.. — Это прозвучало едва слышно, словно ветерок коснулся листвы.
— Я сказал, что ты поплатишься за дерзость, — ответил муж хрипловато.
Девушка тихо застонала. Внезапный приступ безрассудства, почти безумия, охватил Мэттью. В эту минуту он жаждал обладания этой женщиной даже не как мужчина, а как некое средоточие всего мужского, средоточие вожделения сродни бешеной жажде.
Сам не сознавая как, Сито» высвободился, повернул Джессику лицом к скамье и заставил опуститься на колени…
…Когда последние судороги удовлетворенной страсти затихли, они еще долго оставались в этой позе, опустошенные до дна. Близость физическая в тот момент была тесно спаяна с близостью более глубокой, более возвышенной, и это оттеснило мысли об испытании, лежащем впереди. Мэттью поймал себя на сильнейшем желании, чтобы на этот раз Джессика непременно забеременела.
Но в этом желании была также и печаль. Он сознавал, что надеется оставить жене часть себя на случай, если не вернется с войны. Мэттью не мог и не хотел думать, что будет забыт, но подсознательно верил, что ребенок будет гарантией долгой памяти и неумирающей любви. Невозможно даже представить себе, что он никогда больше не увидит Джессику, но и прятаться от этой мысли нелепо и бессмысленно.
Наконец оба поднялись и, не в силах еще вернуться к действительности, снова прижались друг к другу. Мэттью чувствовал потребность высказать то, что пронеслось в его сознании, но, как бывало всегда, не сумел подыскать слов, которые показались бы единственно правильными и не слишком сентиментальными.
— Что с тобой? — осторожно спросила Джессика, что-то чувствуя и начиная беспокоиться.
— Все в порядке… — ответил муж с принужденной улыбкой, пытаясь и не умея оттеснить мысли о войне, крови и смерти. — Все устроится… иначе и быть не может, все устроится, Джесси.
Они молча оправили и разгладили одежду друг на друге, но когда Джессика сделала шаг к выходу из теплицы, Мэттью удержал ее.
— Я пришел сюда не просто так. Мне нужно поговорить с тобой, Джесси. Может быть, следовало все рассказать раньше, сразу по возвращении из Лондона, но я боялся расстроить тебя. И все-таки мне кажется, ты имеешь право знать.
— О чем? — с тревогой спросила она.
— Ты знаешь, что я ездил в Лондон затем, чтобы уладить свои дела. Но попутно я разыскал твоего брата.
— Но… но как ты узнал, где его искать? — Джессика явно постаралась взять себя в руки, хотя и побледнела.
— То, что его нужно искать именно в столице, было для меня яснее ясного. Куда еще он мог направиться с таким количеством денег и драгоценностей? Ну а остальное… в Лондоне не бесконечное число притонов.
— Ты у-убил его?
— Обошлось без этого. — Мэттью ответил холодно, но потом улыбнулся, вспомнив, как прошла тактическая операция «Фокс». — Твой брат и его неразлучный дружок Конни Дибби самым тесным образом познакомились с бригадой флотских вербовщиков. Мой старый знакомый Лонг Диксон, хороший парень и капитан приличного суденышка «Харвест», как раз испытывал нужду в паре палубных матросов. Велика
