гавани, горели. Бросив беглый взгляд на гавань, Филип убедился, что его судов там нет. Прибрежная линия являла собой груду обломков, среди которых плавали мертвые тела. Сен-Пьер превратился в руины. Повсюду пылали пожары.
Когда Филип увидел первые трупы, обожженные и почерневшие, ему сделалось дурно. Но он скакал вперед, пока конь не отказался двигаться дальше. Филип спешился и пошел пешком. Очень скоро он понял, что не сможет начать поиски Габби, пока лава не остынет. Отступив на окраину города, Филип приготовился ждать.
Только через два дня дымящиеся руины Сен-Пьера остыли настолько, что он смог войти. Пробираясь по уничтоженным улицам, Филип сначала пошел к тому месту, где жил Марсель. От городского дома не осталось и следа. Вокруг лежали груды обрушившихся стен. Дороги были усеяны трупами людей. Удрученный Филип походил вокруг мертвых тел, но не обнаружил тех, кого искал. Теперь ему оставалось лишь надеяться, что Марселю каким-то образом удалось вовремя вывезти Габби и Жана из города.
Хотя глаза Филиппа слезились от едкого дыма и жары, он продолжал бродить по развалинам в поисках знакомых примет. Исчезли две башни главного собора, от военного госпиталя осталась лишь стена, даже крепостные стены были разрушены.
Наконец он оказался в порту. К своему удивлению, он увидел на рейде корабль, от которого отошла шлюпка. Он подождал, пока она причалила. Оказалось, что собственный корабль Филиппа, «Стремительный», прибыл в Фор-де-Франс с известием о разрушениях, и власти отправили корабль с военными моряками, чтобы организовать спасательные работы. Филип присоединился к спасателям.
Остаток этого и весь следующий день спасатели обследовали город в поисках тех, кто выжил. Возле уцелевшей стены военного госпиталя они устроили нечто вроде временного лазарета и к началу второго дня собрали там удручающе малое число людей, и к тому же умирающих. На второй день Филип с удивлением увидел солнце, которое пробилось сквозь дым, окружающий гору. Вершина кратера Монтань-Пеле была снесена, и обнажившийся склон являл красноречивое свидетельство разрушений, причиненных вулканом. Ярко-зеленая растительность джунглей превратилась в серую, прорезанную бороздами пустыню из пепла и грязи. Долина реки Рокселен стала коридором, по которому смерть и разрушения достигли города.
В этот день Филип оказался у развалин дома, чей уцелевший парадный вход показался ему знакомым. Простояв около него несколько минут, Филип повернулся, чтобы продолжать поиски. Тут его внимание привлек тихий стон. Он вернулся, прислушался и снова уловил хриплый, но явно человеческий голос. Филип пошел в этом направлении и наконец нашел то, что искал, под обломком стены. Это была женщина, еле живая, вся почерневшая, с лицом, искаженным гримасой боли. Удивительно было, что она еще дышала и была в сознании. Филип наклонился над нею, и женщина открыла глаза. Звук ее голоса был слабым, но неожиданно Филип узнал его – голос принадлежал Амали.
– Месье Филип, – с трудом произнесла она, хватая его почерневшими руками. – Вы пришли за вашей Амали! Увы, слишком поздно!
– Нет, не поздно, Амали, – сказал Филип, который сейчас ничего не чувствовал, кроме жалости и сострадания.
– Слишком поздно, слишком поздно, – простонала Амали, – прости меня, любовь моя! Прости перед тем, как я умру!
– После, Амали, сейчас тебе трудно разговаривать.
– После для меня не будет. Я не могу предстать перед Богом, не получив от вас прощения.
Филип устало кивнул головой. Ему ничего не оставалось, как выслушать предсмертные слова Амали.
– Я хотела, чтобы ваша жена умерла. Это моя ревность убила ее и ребенка, которого она ждала, когда упала с лестницы. Я думала, что, если она умрет, вы вернетесь за мной. – Она помолчала, сглотнула с усилием, потом продолжила: – Но вы не вернулись, месье Филип. Я ждала, но вы не возвращались. Вы нашли другую на мое место?
– Послушай, Амали, – прошептал Филип, приблизившись к ее уху, – падение с лестницы не убило Габби. У нее начались преждевременные роды, но она осталась жива. И один из близнецов, которых она носила, тоже выжил. Мальчик. Только маленькая девочка не увидела света дня.
– А они... им удалось... пережить вулкан Пеле?
– Я не знаю, – сознался Филип голосом, полным боли. – Я... я не нашел их тел.
С неожиданной силой, которую иногда проявляют умирающие, Амали схватила Филиппа.
– Я давно простила вас за то, что вы меня продали. Теперь вы должны простить меня.
Если Амали нуждалась в его прощении, чтобы облегчить душу, Филип не видел причин отказывать ей. Не испытывая ничего, кроме глубокой печали, он произнес:
– Я прощаю тебя, Амали. Остальное в руках Господа Бога.
Амали немедленно отпустила его и откинулась на землю. Ее желтые кошачьи глаза заблестели странным светом.
– А теперь убейте меня, месье Филип. Убейте меня!.. Ради того, чем мы когда-то... были друг для друга... убейте меня.
Филип присел на корточки, глядя на черное, обожженное лицо и изуродованное тело, которое когда-то доставляло ему столько наслаждений. Он ни на минуту не сомневался, что Амали любила его со всей силой, на какую была способна. Огромная, всепоглощающая печаль охватила его. Было больно видеть ее страдания, ее смерть была неминуемой. И все же, разве он может...
– Убей... меня!.. Умоляю... тебя! – повторила Амали, и ее отчаянная мольба поразила его.
Встав, Филип вытащил пистолет, который дал ему один из военных, чтобы отгонять мародеров, и прицелился Амали прямо в сердце.
– Люблю тебя, – прошептала она за мгновение перед тем, как он спустил курок.
Филип упрямо шагал обратно к наспех сооруженному лазарету. Он сел на землю, прислонившись к большому камню. Кто-то подал ему кружку кофе и тарелку с едой. Филип ел и пил совершенно машинально. Он не нашел никаких следов Габби, Жана и даже Марселя. По всей вероятности, подумал он, тяжело вздохнув, они лежат погребенные под развалинами города. И как будто мало ему было несчастий, он только что застрелил свою любовницу. Филип поставил на землю тарелку и кружку и обхватил голову руками, слишком оцепеневший, чтобы плакать, слишком оглушенный, чтобы думать, слишком удрученный, чтобы жить дальше. Без Габби жизнь лишилась смысла.
Звук голосов поблизости вывел Филиппа из оцепенения. Подняв голову, он увидел, как врач, который прибыл вместе с моряками, и два его помощника склонились над обожженным телом.
– Бедняга, – врач сочувственно покачал головой. – Не представляю, как вообще он столько протянул.
– Мы нашли его возле гавани, наполовину лежащим в воде, – ответил один из помощников. – Наверно, вода частично защитила его от ожогов, поэтому он не умер сразу.
– Он выживет? – спросил другой мужчина.
– Ни малейшего шанса, – ответил доктор будничным голосом.
– Слушайте! – сказал первый мужчина. – Что он говорит?
– Похоже, кого-то зовет. Жену, наверно, которая скорее всего мертва. Вот опять! Опять зовет! – сказал доктор, наклонившись ближе к умирающему. – Габби. Да, именно так. Я дам ему лекарство, чтобы облегчить его последние часы.
Филип мгновенно вскочил, забыв об усталости.
– Подождите! – воскликнул он, удивив доктора своим порывом. – Мне кажется, я знаю этого человека. Можно мне поговорить с ним?
Доктор пожал плечами и молча перешел к другому почерневшему телу, которое только что доставили в лазарет.
Стоило Филиппу увидеть обожженное лицо и полные боли глаза Марселя, он понял, что у него мало времени. Склонившись над Марселем, он позвал его по имени.
– Филип! – воскликнул Марсель, узнав его.
– Габби! – закричал Филип с безумными от страха глазами. – Где Габби? И... мой сын?
Ему казалось, что прошла целая вечность, прежде чем Марсель ответил.
– Жива! И Жан тоже. Я посадил их на «Стремительный» за минуту до того, как судно отошло от
