именно там.
Арриан с улыбкой обернулась и нечаянно скользнула губами по щеке Уоррика. Взгляды их встретились, и от его светлых глаз, оказавшихся так близко, у Арриан все напряглось внутри и стало вдруг нечем дышать.
Уоррик молча убрал руку с ее плеча и начал спускаться с холма. Арриан последовала за ним. Всякий раз, когда ее маленькая ножка наступала в след от его сапога, ею овладевало странное чувство.
Перед Богом и людьми этот человек был ее мужем, и его присутствие словно бы обнимало ее всю, как след от его сапога обнимал ее маленький след.
— Конечно, еще не совсем потеплело, но, может быть, вы желаете спуститься к морю? Прилив начнется только через несколько часов.
— Мне бы хотелось осмотреть пещеру.
— Что ж, идемте. — Уоррик подал ей руку. — За лошадей не беспокойтесь, они прекрасно обучены и будут ждать на месте, пока мы не вернемся.
Арриан без колебаний подала ему руку, и они продолжали спускаться с холма вместе. Неожиданно она поймала себя на том, что прикосновения его рук уже не вызывают в ней протеста — напротив, они даже приятны ей.
Это новое открытие так смутило Арриан, что она почувствовала себя предательницей по отношению к Йену и немедленно высвободила руку.
Впрочем, стоило ей ступить на отлогую приливную полоску, как все, кроме катящихся навстречу волн, вмиг улетучилось из ее памяти. Небрежно отбросив в сторону изысканную шляпку, она подбежала к пенистой кромке и долго с запрокинутой головой вслушивалась в шум волн и крики морских чаек.
Тугой узел на ее затылке рассыпался, и Уоррик не мог оторвать взгляда от горящего на солнце золота ее волос. Девушка, стоящая у кромки волн, была горда и прекрасна, и ему хотелось ее укротить. Впрочем, нет, не укротить — ибо он не желал видеть ее кроткой, — но быть подле нее, греться в лучах этой солнечной красоты, быть любимым ею…
Последняя мысль подействовала на Уоррика отрезвляюще. Он отвернулся и подставил лицо весеннему солнцу, пытаясь унять колотящееся сердце.
— Пожалуй, поход в пещеру придется отложить на другой раз. Ветер сменился на юго-западный, а в наших краях это означает близость дождя.
Стараясь не выдать своего разочарования, Арриан повернулась, чтобы идти обратно.
Уоррик поднял с песка шляпку Арриан и водрузил ей на голову, после чего произвел жест, от которого у нее перехватило дыхание. Не снимая перчатки, он обвел пальцем контур ее губ.
— С тех пор как я узнал вашу улыбку, ваши губы пленяют меня еще сильнее.
Арриан, которой никто еще не говорил подобных слов, застыла, словно прикованная к месту взглядом серебристых глаз.
Обретя, наконец, дар речи, она тихо сказала:
— Последнее время в моей жизни было мало поводов для улыбок, Уоррик. Он невесело усмехнулся:
— Что ж, я виноват, мне и исправлять положение. Какие развлечения вы предпочитаете?
Ей, наконец, удалось перевести взгляд со своего спутника на серую морскую даль.
— Как я вам уже говорила, мне нравится соколиная охота. Кроме того, я хорошо стреляю из лука, люблю ездить верхом и танцевать.
Продолжая начатый разговор, они повернули обратно к своим лошадям.
— Вы, вероятно, в совершенстве обучены всему, что положено знать и уметь благовоспитанной юной леди?
Арриан улыбнулась и сделала книксен.
— Да, милорд, я неплохо вышиваю, плету кружева и вполне сносно играю на арфе и фортепиано. Я также достаточно свободно изъясняюсь на французском, итальянском и латинском языках, но — увы! — совсем не понимаю по-гаэльски, а если начинаю говорить по-русски, то рискую попасть в глупейшее положение. Майклу, моему брату, потом приходится объясняться с моими собеседниками и уверять их, что я не имела в виду ничего дурного, а просто плохо знаю язык. Однажды, когда я искренне считала, что делаю русской княгине комплимент по поводу ее платья, он вдруг ни с того ни с сего вмешался в разговор и начал многословно извиняться за мой русский.
— Что же такое вы ей сказали?
— Оказывается, я с улыбкой говорила ей, что в этом платье она «очень как корова сивая».
Остроумная и обаятельная собеседница Уоррика пленяла его все больше и больше.
— Преклоняюсь перед вашими бесчисленными талантами. Полагаю, вы совершенствовали их в каком- нибудь заведении для благородных девиц в Лондоне?
— Нет. Я не захотела уезжать из Равенуорта, и моим родителям пришлось нанимать мне учителей.
— Понятно.
— Ну а вы, милорд? Коль скоро мы договорились познакомиться друг с другом лучше, то, полагаю, теперь ваша очередь поведать мне о своих талантах.
— Боюсь, что они не идут ни в какое сравнение с вашими. В плетении кружев, равно как и в вышивании я не силен, ни на арфе, ни на фортепиано не играю. По-русски изъясняюсь примерно так же, как и вы; знаю французский, латынь, но не знаю итальянского… Правда, по-гаэльски говорю довольно свободно.
— Вы учились в каком-нибудь университете?
— Да. В Эдинбургском.
— А-а. Понятно, почему вы говорите по-английски почти без акцента, — заметила она. — Вы изучали его в университете.
Улыбка Уоррика неожиданно погасла.
— Я не ставил перед собою задачи совершенствоваться в овладении языком наших южных соседей. И если я все же научился сносно на нем изъясняться, то это исключительная заслуга моего английского учителя из Королевской школы в Эдинбурге.
Она коснулась пальцами его руки:
— Сами видите, Уоррик, какая между нами бездонная пропасть. Ни одна беседа не обходится без размолвки…
Уоррик поймал ее за руку и медленно притянул к себе.
— Разве вы не знаете, Арриан, что через пропасть можно перекинуть мост? Хотите, я это сделаю? Поверьте, это очень легко. Хотите?
Она молча помотала головой, потому что при всем желании не смогла бы сейчас вымолвить ни слова.
— Показать вам, как просто мы с вами можем по этому мосту перейти друг к другу?
Она опять помотала головой, однако, когда его руки сомкнулись у нее на спине, а губы скользнули но нежной щеке, она не вырывалась.
— Это совсем просто, Арриан, — едва слышно прошептал он. — И пропасть сразу покажется вам не такой бездонной.
Когда его губы легко дотронулись до ее губ, ей мучительно захотелось прижаться к нему всем телом. И пока они, едва касаясь, продолжали двигаться от ее щеки к виску, к мочке уха, снова к щеке, губы Арриан тянулись к ним, как подсолнух к солнцу, словно манили их опять к себе. От этого ответного движения у Уоррика пересохло в горле и огонь страсти взметнулся вверх, но Арриан даже не догадывалась об этом.
Внимательно следя за выражением ее голубых глаз, Уоррик увидел в их растревоженных глубинах именно то, чего так ждал: пробуждение страсти. Ему не надо было ни о чем спрашивать, чтобы убедиться, что подобные ощущения она испытывала впервые. В тот момент, когда его губы вернулись, наконец, к влажному теплу ее рта, он почувствовал легкий укол совести — ведь с его опытом он мог без труда воспользоваться невинностью девушки.
Меж тем как Арриан таяла в его объятиях, руки ее сами собою обхватили его талию. Уоррик же, впиваясь губами в ее губы, все теснее прижимал ее к себе, не переставая гладить и ласкать ее спину. Кончик его языка, скользнувший по ее губам, пробудил в ней целую бурю новых пронзительных ощущений, и безудержное желание уже затопляло ее подобно пенному приливу.
