будущем столкнуться опять. Мол, здесь все программирует 'идеология'...
Но вот мнение японского советолога профессора Тэратаки: 'К заключению советско-германского договора идея всемирной революции отошла на второй план. Троцкий вывел свою теорию 'перманентной революции'. Сталин с этой романтикой покончил. При нем, то есть в тридцатые годы (XX века. - С.К.) произошла определенная деидеологизация советской внешней политики'.
Профессор Тэратака справедливо считает, что Сталин отдавал приоритет обеспечению суверенитета СССР. Итак, идеологические установки были нацелены на войну, и с этой точки зрения она становилась действительно неизбежной. Однако непосредственно государственные интересы ориентировали на мир. И уже одно это обстоятельство делает все не таким уж и очевидным.
Правда, сам же Тэратака писал: 'Нередко можно встретить утверждение, что большевизм и нацизм - одного поля ягоды. Я с этим решительно не согласен. Нацизм и большевизм - генетические враги'.
Вроде бы, все верно? Да, если иметь в виду идейный момент. Но верно ли в целом? Задаваясь этим вопросом, я отнюдь не присоединяюсь к тем фальсификаторам истории, пытающимся убедить нас, что Сталин-де и Гитлер явления родственные. Здесь все неоднозначно.
Родства - ни идейного, ни духовного - тут не было и в помине. А вот нечто, способное примирять и отыскивать общие интересы, - пожалуй, было!
Тот же Тэратака - в отличие от многих нынешних российских расстриг с учеными степенями по 'марксистской истории' - признает, что к концу тридцатых годов сталинский СССР ставил во главу угла себя, а не химеры Троцкого.
Да ведь и Ленин, скажем в скобках, в своих последних работах тревожился о том, как нам 'организовать соревнование', 'реорганизовать Рабкрин', а не о том, как разжечь 'мировой пожар'.
То есть большевизм Сталина имел все более явно выраженный государственный и даже, я бы сказал, национальный характер. Только национальная окраска тут была не чисто русская, а новая - советская.
Над тезисом о 'советском народе' как новой исторической общности людей сейчас смеются. Но мысль о том, что в начале XX века в России начала складываться новая нация - российская, высказывал еще генерал А.И. Деникин в 'Записках русского офицера'. В СССР эта тенденция, тонко подмеченная Антоном Ивановичем, лишь развивалась и укреплялась. И большевизм сталинской формации все чаще ставил интересы новой советско-российской нации превыше всего.
Германский же нацизм превыше всего ставил интересы немецкой нации. Но высшие интересы обеих наций - и советско-российской, и германской, заключались в обеспечении взаимной дружбы и сотрудничества, у которых были и естественная экономическая основа, и глубокие исторические корни. И вот на почве общности национальных интересов именно СССР и Германия совсем не обязательно должны бы ли сойтись в рукопашной.
Профессор Тэратака не ошибался: нацизм и большевизм, как идеологии, действительно были генетически глубоко чужды друг другу, вплоть до прямого антагонизма.
Но это не означало, что такими же генетическими врагами были нацистский Третий Рейх - как государство германского народа, и социалистический Советский Союз - как государство советского народа. Германия и Россия исторически и геополитически изначально врагами не были, потому что всегда были призваны не уничтожать, а дополнять друг друга.
И тем не менее между ними за короткий исторический период дважды возникали жестокие войны. В чем дело? Почему?
Подробно рассматривая обстоятельства и истоки формирования конфликта Германия - СССР, я обнаружил, что причины их возникновения ведут в глубь времен: от начала тридцатых годов - к послеверсальской Веймарской Германии и полутроцкистскому СССР начала двадцатых годов, затем - к Версальскому миру, Первой мировой войне, а потом - и к ее предыстории.
При этом как-то естественно и логично такое ответвление темы приобретало самостоятельное значение и законченность.
После того как предыстория, история и послеистория старой войны легла на бумагу, я понял, что одну-то книгу я уже написал - ту, которую ты, читатель, сейчас держишь в руках. Первая основная идея ее ясна и в особых комментариях не нуждается. Мировые войны задумало и обеспечило Мировое Золото. Властвующие эксплуататорские элиты мира - вот основная и единственная причина крупных войн XX века.
Разрабатывая и аргументируя эту идею, погружаясь в давно отшумевшие, но все еще не устаревшие страсти, я раз за разом приходил к мысли об искусственности участия дореволюционной России в войне западного мира с Германией. Не должны мы были с ней воевать, ни к чему это было нам, с любой точки зрения. Если, конечно, иметь в виду точку зрения друга России, а не ее недоброжелателя.
Собственно, исследуя проблему 'германцы - русские славяне', можно было бы добраться до времен поздней Римской империи и даже более древних ведических, арийских.
И на этом пути - далеко не богатом взаимными конфликтами, мы вспомнили бы, что Ливонскую, например, войну Иван Грозный вел не с немцами, а прежде всего - со шведами, что на Грюнвальдском поле смоленские полки были лишь в силу того, что смоленские земли находились тогда под властью Литвы, что Александр Невский получил свое прозвище за невскую победу 1240 года не над немецкими 'псами-рыцарями', а над шведским войском во главе с родственником шведского короля Биргером. Да и в Ледовом побоище, в столкновении с Тевтонским орденом, произошедшем через два года, орденские войска были фактически интернациональными (немцы, датчане, рыцари-добровольцы из других европейских стран, чудь - эсты).
Первое издание Большой советской энциклопедии в томе первом за 1926 год называет среди врагов Александра Невского шведов, ливонцев, литовцев, а о немцах даже не упоминает. Сам же Тевтонский орден появился на Балтике по приглашению польского князя Конрада Мазовецкого и обосновался там волею католических владык Запада для борьбы с литовскими язычниками-славянами. Ориентировали тевтонских рыцарей и на православную Русь, но рыцарей, а не немцев как таковых.
Между прочим в том же первом издании БСЭ, но уже в томе 45, изданном в 1940 (!) году, Ледовое побоище описывается подробно и с упором на немцев... Думаю, не Сталин и не друзья России подписывали в печать энциклопедическую статью с такой вот направленностью...
Мы помним о победах русских чудо-богатырей при Егерсдорфе и Кунерсдорфе над прусским войском в Семилетней войне, знаем, что в 1760 году русские доходили до Берлина в первый раз (заняв его, правда, всего на три дня). Но мало кто помнит, что Семилетняя война началась из-за колониальных свар Англии и Франции, а потом Россию в эту абсолютно не нужную войну втянула в своих интересах австрийская императрица Мария-Терезия, ловко использовав личную обиду Елизаветы Петровны на прусского короля Фридриха.
Конфликт Пруссии и России был выгоден лишь Австрии, Франции, Англии и Швеции. Знаменитый мемуарист тех времен Андрей Болотов (участник Семилетней войны) писал: 'Заключены были (Марией-Терезией. - С.К.) тайные союзы с саксонским курфюрстом, бывшим тогда вкупе и королем польским, также с королем французским и с самою Швециею. Употреблены были все удобовозможные способы к заключению такового же союза с Россиею и к преклонению ее к тому, чтоб и она вплелась в сие замышляемое и до нее нимало не касающееся дело'.
С тех пор как Россия вышла на европейский и мировой уровень, ее пытались 'вплести' и 'вплетали' в чуждые ей авантюры не раз. И поговорить об этом было бы не лишним, но такое путешествие во времени увело бы нас слишком далеко от проблем недавних и нынешних...
Я не историк, а ядерный аналитик. И принимаясь за переоценки новейшей истории XX века, а также примыкающей к ней эпохи, не шел от личных симпатий и антипатий, не выстраивал заранее схем и не хотел исходить из чужих построений. Я не следовал за устоявшимися схемами, однако и не игнорировал их, но критически переосмысливал, стараясь оставлять то, что позволяло выявить историческую истину, а не подправлять ее в каком-либо заранее заданном ключе: 'коммунистически-официозном', националистическом, прозападном или антисоветском. Не стремясь к лаврам чрезмерно (а порой - и злостно) беллетризующего историю Валентина Пикуля или поверхностно-залихватски трактующего ее Александра Бушкова, я хотел добиться легкости, но не легковесности восприятия читателем серьезных фактов и оценок.
Основу моего подхода составил критический анализ на базе параллельного чтения (начинал я его, естественно, за многие годы до начала работы над данной темой) различных дореволюционных, советских, постсоветских и западных источников. Это была моя первая точка опоры - мой первый 'кит'.
Вторым 'китом' стала уверенность в общности основных человеческих проявлений в любую эпоху. Чтобы понять, на сколько истинно то или иное историческое свидетельство, очень полезно представить себя в этой эпохе, на месте ее героев.
А третьей точкой опоры была избрана честность подхода. Я не стремился дать некую новую версию событий. Хотелось провести наиболее близкую к тому, что было на деле, реконструкцию, то есть восстановить истинную (иными словами - тайную) подоплеку происходившего на глазах сотен миллионов людей.
А когда каркас моих представлений о тех временах уже наметился, я взял за правило не бояться испытывать его на прочность раз за разом, сравнивая то, что получилось у меня, с тем, что делали до этого другие. И, на мой взгляд, здание, в которое я предлагаю войти читателю, выстроено не на песке.
В двадцатые годы на эту же тему написал свою книгу 'Европа в эпоху империализма. 1871-1919 гг.' академик Е.В. Тарле. Честно говоря, я узнал об этом уже после того, как первый вариант книги был готов.
