Молли была слишком запугана, чтобы протестовать. Возможно, выйти на улицу, в темноту ночи, казалось ей предпочтительнее, чем отправиться на второй этаж. Девочка все время спотыкалась, и Виктория подумала, что ее либо напоили, либо дали ей дозу опиума, чтобы все расплывалось у нее перед глазами.
— Так-так, и куда вы направляетесь с нашей девочкой? Товар с витрины не брать, с магазина не выносить! — Путь Виктории преградил здоровенный мужчина с грубой физиономией. В борделе он назывался дворецким, но теперь Виктория поняла, что у него есть и другие обязанности.
— Подайте мне мою трость! — приказала она ему.
— Я вам сказал, девочек уводить нельзя! — проревел вышибала.
— Я ее не увожу, — утомленно произнесла Виктория. Она припомнила слова проститутки о хлысте и розгах. — У меня есть свои вкусы, и я собираюсь их удовлетворить. Моя трость в определенных случаях вполне меня устраивает. У нее очень удобная ручка и подходящий вес, если вы понимаете, о чем речь.
Бедная Молли с трудом заглушила вскрик, но здоровенный мужлан, казалось, был очень доволен ответом. Он, очевидно, привык к подобным делам.
— Стало быть, вот как обстоит дело, а? — Он ухмыльнулся Молли:
— Веселенькая ночка тебе предстоит, детка, верно?
Виктория напряженно ждала, бросая взгляды через плечо — где же Лукас? Он все не появлялся. «Дворецкий» уже возвратился с тростью. Виктория решила действовать на собственный страх и риск и проложить путь к двери, которую вышибала загораживал спиной.
— Я полагаю, нам лучше всего уединиться в моей карете, чем здесь, — хладнокровно произнесла она и двинулась вперед, увлекая Молли за собой.
Вышибала прищурился и скрестил на груди свои ручищи:
— Сказано вам, девчонку уводить запрещается.
Виктория сделала то единственное, что могла придумать в данных обстоятельствах: она резко шагнула вперед, воткнув конец трости прямо в брюхо здоровенному вышибале.
«Дворецкий» изрыгнул проклятие и отлетел к стене, согнувшись пополам и схватившись за пострадавшее место. Виктория бросилась к двери и потащила за собой Молли.
— Черт, — произнес у нее за спиной голос Лукаса, — я не сомневался, что произойдет нечто подобное.
Вышибала взревел, затем сзади донесся глухой стук падающего тела. Виктория, невольно обернувшись, увидела, что громила распростерся на полу, а Лукас хладнокровно натягивает перчатки и плащ.
— Пошли, — скомандовал он, — быстро в карету.
Во время всей этой суматохи Молли испуганно жалась к Виктории. Теперь у нее начиналась истерика, девочка сильно побледнела и давилась слезами.
Виктория легонько похлопала ее по плечу:
— Успокойся, милая, мы не сделаем тебе ничего плохого.
Завидев своих клиентов, кучер, доставивший Лукаса и Викторию в бордель, очнулся от дремы, подобрал поводья и приготовился трогаться. Заметив, как Виктория вталкивает в кеб несчастную Молли, кебмен поощрительно усмехнулся.
— Я хочу домой, — рыдала Молли, в то время как Виктория устраивалась рядом с ней. Захлебываясь слезами, девочка прижалась к плечу своей спасительницы. — Пожалуйста, сэр, отпустите меня домой, в Нижний Берритон. Моя мама будет так волноваться. Мне и уезжать-то не следовало, но мне говорили, здесь в городе сколько угодно мест, а у нас дома совсем нет денег.
— Тише, тише, все будет в порядке. Ты вернешься домой, обещаю. — Виктория еще обнимала всхлипывающую девочку, когда в кеб забрался Лукас. Он бросил взгляд на зареванное личико Молли.
— Ну, теперь она ваша, и что же вы собираетесь с ней делать? — спросил Лукас, подавая кебмену знак трогать. — Вы не можете отвезти ее в дом вашей тети — как вы объясните ее появление? Всем станет известно, чем вы занимались сегодня ночью.
— Как всегда, вы правы, Лукас. Вы очень предусмотрительны. Она не может поехать со мной — значит отправлять ее домой придется вам. На ночь вы поручите ее экономке, а завтра утром она посадит девушку на северный поезд.
— Черт побери, — пробормотал Лукас, смиряясь с неизбежным.
Воцарилось молчание, прерываемое лишь всхлипываниями Молли.
— Вы удовлетворены посещением борделя? — спросил наконец Лукас. Викторию передернуло.
— Раз и навсегда. Ноги моей больше не будет в подобном заведении. Просто омерзительно. Довести несчастных женщин до того, что они вынуждены продавать себя этим отвратительным мужчинам, лишь бы заработать на хлеб, — возмутительно и для разума, и для чувства.
— Делать вас свидетельницей таких сцен тоже противно и разуму, и чувству, — буркнул Лукас. — Я сам виноват, что слепо потакаю вам. Начинаю думать, что наши ночные развлечения зашли слишком далеко.
Его непривычно суровый тон не на шутку встревожил Викторию.
— Вы же не хотите положить конец нашим приключениям?!
Лукас оглянулся на Молли, все еще продолжавшую потихоньку всхлипывать.
— Нам лучше обсудить это в более удобное время.
— Но, Лукас…
— Между прочим, вы должны мне триста фунтов. — Лукас откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза. — Плюс та сумма, в которую обойдется ее билет до дома.
Виктория фыркнула:
— Право, Лукас, если вы будете продолжать в том же духе, я верну вам деньги немедленно.
— Не стоит спешить, Викки. Я могу подождать до завтра.
Она прикусила губу:
— Но вы непременно хотите получить с меня долг?
Лукас открыл глаза и в упор поглядел на Викторию.
— Да уж, дорогая моя, — произнес он, — в чем, в чем, а в этом вы можете быть уверены.
Лукас подхватил бокал шампанского с подноса проходившего мимо лакея и обернулся, приветствуя Джессику Атертон, решительно прокладывавшую путь к нему сквозь пестрю сверкавшую толпу. В платье цвета чайной розы она, как всегда, выглядела очень мило, ее волосы были уложены по последней моде и украшены двумя гребнями, усыпанными рубинами.
На лице Джессики застыло выражение, более приличествующее посланнице святой миссии. Лукас припомнил, что не впервые замечает напряжение на лице женщины, которую он когда-то любил и которую потерял.
Сначала он предположил, что тем самым она выказывает скромность и благовоспитанность, но теперь догадался, что Джессика смотрит на мир с постоянным неодобрением. Что-то в ее глазах начинало тревожить Лукаса, какой-то затаенный холодок, какая-то возвышенная печаль, будто она знала, что ничто в мире не соответствует ее требованиям и ничто никогда не дорастет до них.
За те три или четыре минуты, пока Джессика добиралась до него, Лукас все пытался разгадать тайну ее глаз. В последний момент он вдруг осознал, отчего она перестала ему нравиться. В ней не было огня — так он думал теперь, — только холодок «ангельской» правоты с налетом женской самоотверженности, будь она проклята. Как хорошо, что ему никогда не придется сжимать в своих объятиях это неземное, священное создание!
Лукас усмехнулся: за короткое время весьма нетрадиционного ухаживания за Викторией Хантингтон он научился ценить в женщине огонь.
— Лукас, дорогой мой, я так волновалась, ожидая вас. — Джессика страдальчески улыбнулась ему, словно действительно боялась, что за эти дни с ним могло произойти что-то ужасное. — С вами все в порядке?
— Все прекрасно, Джессика, спасибо. — Лукас отпил шампанского, взглядом отыскивая в толпе Викторию.
Джессика понизила голос до мелодраматического шепота:
— Я страшно переживала: должна же я узнать, как осуществляются наши планы. Ходят всякие слухи,
