открой же глаза и посмотри на меня! Скажи, что все еще полна страсти. Меньше всего на свете мне хотелось сделать тебе больно!
Она, подчинившись его требованию, подняла ресницы, увидела его застывшее лицо и поняла, что, несмотря на отчаянные попытки держать себя в руках, он все же страшно винит себя за доставленные ей переживания и боль. Она нежно улыбнулась, тронутая его глубоким сочувствием и заботой. «Ничего удивительного, что я люблю его», — подумала она вдруг.
— Не терзай себя, Гарри. Право же, получилось вовсе не так плохо. И ничего страшного со мной не случилось. Далеко не все приключения проходят гладко, как мы оба могли убедиться сегодня. Там, у Лавджоя в библиотеке.
— Господи, Августа! И что мне с тобой делать? — Гарри зарылся лицом в нежную ямку у нее на шее. Потом осторожно начал какие-то движения внутри нее.
Августа почти не обратила внимания на это еще одно новое ощущение, но потом постепенно стала прислушиваться к себе… она даже стала находить происходящее вполне терпимым… И тут все вдруг кончилось.
— Ах, Августа!.. — Гарри сильным толчком снова проник в нее, выгнулся и резко замер.
Августа была заворожена этим проявлением жесткой чисто мужской силы и каким-то новым, диковатым выражением на его резком красивом лице. Он скрипнул зубами, пытаясь подавить хриплый, рвущийся из горла крик, негромко застонал и тяжело упал на нее.
Какое-то время Августа ощущала лишь покачивание кареты и далекий уличный шум. Потом ласково погладила Гарри по голове, прислушалась к его неровному, судорожному дыханию и решила, что ощущение тяжелого теплого тела, лежащего на ней, очень приятно, несмотря даже на то, что Гарри совершенно вдавил ее в подушки. Приятным ей показался и его запах: в нем было нечто безошибочно и абсолютно мужское.
Однако больше всего ее поразила их странная и неожиданная близость. Она чувствовала себя сейчас чуть ли не частью самого Гарри. Словно они были теперь связаны куда прочнее, чем после официального объявления об их помолвке; к ней случившееся как бы не имело ни малейшего отношения.
Августе потребовалось немного времени, чтобы разобраться в своих чувствах и ощущениях. Наконец она поняла: радостнее всего было чувство обладания друг другом. Они с Гарри только что заключили прочный союз, и теперь у нее новая семья, которой она могла и хотела отдать себя всю без остатка.
— Боже мой, — прошептал Гарри, — никак не могу поверить!
— Гарри, — тихо проговорила Августа, — как ты думаешь, мы часто будем заниматься этим в течение четырех месяцев нашей помолвки? Если да, то, может быть, нам сменить кучера? — Она тихонько хихикнула. — Я не очень-то представляю, согласится ли Скраггз возить нас по городу каждую ночь. И потом, знаешь, у него ведь ревматизм…
Гарри застыл. Потом резко поднял голову — в глазах его читалось изумление. Когда же он заговорил, в его голосе не осталось даже намека на любовный пыл.
— Четыре месяца! Проклятье! Нет, это невозможно!
— В чем дело, милорд?
Он лег рядом, освобождая ее от собственной тяжести, и пригладил свои растрепанные волосы.
— Впрочем, нет ничего такого, чего нельзя было бы поправить. Дай-ка мне немного подумать… Сядь, Августа. И поскорее одевайся. Прости, что тороплю, но тебе необходимо привести себя в порядок.
Его нетерпеливый властный тон почти сразу спугнул то волнующее чувство единения с ним, которым была охвачена Августа. Она нахмурилась, неловко села и принялась медленно одеваться.
— Честное слово, Гарри, я не понимаю тебя! Почему ты так сердишься? — Пальцы Августы замерли: ужасная мысль вдруг пронзила ей сердце. — Неужели теперь ты станешь винить меня за то, что случилось несколько минут назад?
— Черт побери! Ну что ты, радость моя, я сержусь совсем не на тебя! И уж, по крайней мере, из-за случившегося мне на тебя сердиться нечего. — Он резким жестом обвел карету, словно обозначая то, что там только что происходило. — А что мы вломились в дом Лавджоя, вообще никакого отношения к случившемуся между нами не имеет, хотя я и не намерен оставлять эту историю без последствий.
Он застегнул бриджи, поправил рубашку, потянулся к Августе и стал помогать ей одеваться. На мгновение его горячая рука застыла у нее на бедре.
Августа улыбнулась, понимая, что его раздирают совершенно противоречивые чувства.
— Да, милорд? Вы хотите еще что-нибудь?
— Да, еще и еще… — Он мрачно покачал головой, поправляя на ней одежду. — И мне ни за что не вытерпеть целых четыре месяца. Я просто уверен…
— В таком случае мы будем заниматься этим довольно часто, милорд, не правда ли?
Он посмотрел на нее, и в глазах его было столько страсти, столько горячих обещаний!
— Несомненно. Но только не в проклятой карете, да еще посреди Лондона. Вот твоя рубашка, Августа. — Он принялся сам застегивать ее мужскую рубаху. — Я постараюсь добыть специальное разрешение, и мы поженимся через день или два.
— Поженимся? С помощью специального разрешения? — Августа изумленно уставилась на него. Она, похоже, никак не может понять, что происходит. Все свершилось слишком быстро. — Ох нет, Гарри! А как же наша помолвка?
— Боюсь, нашей помолвке суждено стать одной из самых коротких. Во всяком случае, я уж постараюсь сократить ее,
— Но я-то совсем не уверена, что так уж хочу ее сокращать.
— Твои чувства в данном случае не имеют особого значения, — мягко возразил он. — Мы с тобой только что предавались любви, и, безусловно, этот соблазн возникнет у нас еще не раз, и в самое ближайшее время. А потому нам необходимо немедленно пожениться.
Я не собираюсь ждать целых четыре месяца, чтобы снова заполучить тебя. Уж это-то мне совершенно ясно. Я такой пытки просто не вынесу.
— Но, Гарри…
Он поднял руку, призывая ее к молчанию:
— Довольно. Больше ни слова. Дело решено. Теперь все зависит только от меня, и я свою задачу выполню.
— Что ж, — задумчиво проговорила Августа, — по-моему, в случившемся виноват не ты один. Ты уже не раз говорил мне о том, что я веду себя недостаточно благопристойно. Впрочем, всем известно, что я особа довольно беспечная. Так что отчасти здесь есть и моя вина, Гарри. Хотя на самом деле, — печально добавила она, пытаясь представить, какова была бы, например, реакция Клодии на подобную новость, — кое-кто, конечно же, сочтет, что во всем целиком и полностью виновата именно я.
— Я же сказал, что не желаю больше слышать об этом ни слова. — Гарри хотел поднять свое пальто и вдруг замер, заметив на нем маленькие темные пятнышки. Он глубоко вздохнул.
— Что случилось, Гарри?
— Прости меня, Августа. — Голос его звучал глухо. — Я не имел права так бессовестно воспользоваться твоей беззащитностью. Понятия не имею почему, но я совершенно утратил власть над собой. Ты, право же, заслуживаешь большего, и уж тем более супружеской постели и всех удовольствий и соблазнов медового месяца! Когда впервые в жизни…
— Не волнуйся, Гарри. Если честно, это было даже забавно. И у меня масса новых впечатлений. — Она немного раздвинула занавеску и выглянула в окно кареты. — Интересно, во многих ли из этих карет влюбленные парочки занимаются тем же, чем только что занимались мы?
— Кое-кто, пожалуй, содрогнется, узнав, как их на самом деле много. — Гарри с помощью своей черной трости чуть приоткрыл окошко на потолке кареты. — Скраггз, немедленно отвезите нас к дому леди Арбутнотт.
— Давно пора, — проворчал кучер. — И так уж припозднились, не правда ли, сэр?
Гарри не удостоил его ответом и захлопнул окошко. Потом долгое время сидел молча.
— Нет, я не могу поверить: только что я предавался любовным утехам с собственной невестой! Да еще в чужой карете посреди Лондона! — вырвалось у него.
— Бедный Гарри! — Августа любовалась странной растерянностью на его суровом лице. — Я полагаю,
