При очередном упоминании ее призрачных предков, с которыми, по ее мнению, он никогда не сумеет сравниться, Гарри пришел в ярость. Он схватил Августу за обнаженные плечи и с силой повернул к себе:
— Августа, если ты осмелишься еще хоть раз в такой манере сравнивать меня со своими чертовыми Баллинджерами, то гнев мой, по всей видимости, будет поистине страшен. Я достаточно ясно выразил свою мысль?
Она изумленно открыла рот и уставилась на него. Однако быстро опомнилась, и в глазах ее появился вызов.
— Да, милорд!
Гнев в его душе тут же улегся, и теперь Гарри сердился уже больше на себя, чем на жену.
— Ты должна извинить меня, дорогая, — сухо сказал он. — Но сознание того, что я никогда не смогу дотянуться до уровня твоих замечательных предков, страшно действует мне на нервы.
— Гарри, я и понятия не имела, что тебя это задевает!
— Чаще всего нисколько, — решительно заверил ее Гарри. — Это случается лишь иногда, когда ты особенно упорно тычешь мне в лицо мои недостатки. Но хватит об этом… Давай лучше вернемся к нашему разговору. Так ты веришь, что я не говорил Шелдрейку, откуда у меня эти стихи?
Она довольно долго смотрела на него, не произнося ни слова, потом смущенно опустила длинные ресницы.
— Ну конечно, я верю вам, милорд! И не сомневаюсь в том, то вы сдержали свое слово. Правда, Гарри! Просто я каждый раз прихожу в страшное волнение, когда разговор заходит о Ричарде. Я просто разум теряю!
— Я прекрасно знаю об этом, дорогая. — Он снова притянул ее к себе, и она уткнулась лицом в его плечо. — Прости, Августа, но я должен раз и навсегда сказать тебе… Пойми, история с твоим братом принадлежит прошлому, и тебе не нужно так беспокоиться о его поступках, совершенных два года назад.
— По-моему, вы уже читали мне подобную лекцию, милорд, — тихо проговорила она. — Это становится скучным.
— Вот и прекрасно, — мягко сказал он. — Для меня намного важнее найти ответы на те вопросы, что затронуты в этих стихах. Вместе с Шелдрейком мы можем сделать гораздо больше, чем если будем работать порознь. Предстоит проверить так много мест в Лондоне. Нам нужно действовать рационально, Августа. Вот почему я хотел утром поехать с Питером в Лондон.
— Ну что ж, прекрасно! Рациональные действия… я все понимаю, сэр. — Августа подняла голову и чуть отодвинулась от него. — Если нужно, возвращайтесь в Лондон.
Гарри испытал огромное облегчение. В конце концов она смирилась с неизбежным. Он сдержанно улыбнулся и с одобрением сказал:
— Вот так и должна отвечать своему супругу достойная жена! Склоняю перед вами голову, дорогая.
— Господи, что за вздор! Ты не дал мне договорить, Гарри. Ты действительно можешь утром отправляться в Лондон. Но должна предупредить: мы с Мередит будем сопровождать тебя.
— Черта с два! — Он быстро прикинул, что бы ей ответить. — Да и лондонский сезон уже кончился. Ты будешь скучать.
— Чепуха! Это путешествие чрезвычайно полезно и познавательно для твоей дочери, — невозмутимо возразила Августа. — Я проведу ее по городу, покажу окрестности. Мы сходим в книжные магазины, и в Воксхолл-Гарденз , и в музеи. Это будет замечательно!
— Августа, я еду по делу.
— Не вижу никакой логической связи. Эта поездка, безусловно, пойдет на пользу вашей дочери, Грейстоун. И она получится исключительно рациональной.
— Но черт побери, Августа, у меня просто не будет времени развлекать в городе вас с Мередит!
Августа с самым решительным видом улыбнулась ему:
— А мы и не ожидаем, что вы станете развлекать нас, милорд. Я уверена, мы с Мередит и сами прекрасно способны развлечь себя.
— У меня все внутри переворачивается при мысли, что вы, мадам, окажетесь в Лондоне одна да еще в обществе девятилетней девочки, которая из деревни никогда не выезжала! Я этого не допущу, и кончено. А теперь нам пора вернуться к гостям. ? Не ожидая ответа и весьма опасаясь, какой именно ответ может получить, Гарри взял Августу под руку и повел ее к дому.
Августа молчала, когда они шли навстречу ярким огням, музыке и смеху, доносившимся из распахнутых окон. Она, пожалуй, была даже слишком спокойна. Он ожидал протестов, слез, споров в обычном для нортамберлендских Баллинджеров манере. Однако она ограничилась этим подозрительным молчанием.
Гарри убеждал себя, что Августа наконец поняла, что он говорит в высшей степени серьезно. Он пытался объяснить себе, что в душе ее сейчас происходит борьба. Она уверена, что больше всего на свете ему хочется командовать ею и требовать, чтобы его приказания беспрекословно выполнялись. Подобное насилие ей, без сомнения, отвратительно, он слишком многое прощал ей в последнее время.
Жаль, конечно, что она так огорчена, но все к лучшему. Гарри знал, в Лондоне они будут чрезвычайно заняты и он просто не сможет никуда поехать с Августой и Мередит, а мысль о том, что Августа станет ездить повсюду одна, была ему крайне неприятна. Особенно ему не нравились ее вечерние развлечения.
К тому же вечерами, как уже он успел убедиться, Августа и совершает наиболее опасные поступки. Недавние происшествия были еще совсем свежи в его памяти: Августа в полночь наносит визит в библиотеку постороннего мужчины; Августа в мужской одежде пытается взломать чужой письменный стол; Августа танцует с этим повесой Лавджоем; Августа играет в карты на деньги; Августа в закрытой карете трепещет от страсти…
Нет, этого более чем достаточно! Любой, даже самый умный и осторожный муж стал бы опасаться за такую жену.
Гарри уже почти убедил себя, что действует совершенно правильно, когда вдруг зацепился носком башмака за что-то мягкое, лежавшее на траве. Он опустил глаза и увидел мужскую перчатку.
— Что за черт? Наверное, кто-то из гостей ищет ее, Августа. — Гарри поднял перчатку и только тут заметил под кустом блеск мужских туфель. А рядом с черными мужскими туфлями виднелись и голубые атласные туфельки. — Ну что ж, пусть ищет там, где обронил… — пробормотал он.
— В чем дело, Гарри? — Августа обернулась и тут же с легким смешком прикрыла рот ладошкой: она мгновенно заметила и черные туфли, и голубые туфельки.
Питер Шелдрейк тихонько выругался и вышел из-за куста, крепко обнимая за талию ужасно покрасневшую Клодию, которая тщетно пыталась натянуть на плечо подозрительно сползавший крохотный рукавчик своего бального платья.
— Полагаю, Грейстоун, это ты нашел мою перчатку? — Шелдрейк лукаво улыбнулся и протянул руку.
— Да. — Гарри отдал ему перчатку.
— Ну что ж, сообщаю вам первым: мисс Баллинджер только что согласилась стать моей женой. — Шелдрейк, ничуть не смущаясь, натянул перчатку и многозначительно посмотрел на смущенную Клодию. — И я намерен переговорить с ее отцом еще до того, как мы отправимся утром в Лондон.
Августа радостно вскрикнула и обняла кузину:
— Ах, Клодия, как это замечательно!
— Спасибо, — выдавила из себя Клодия, по-прежнему пытаясь поправить платье. — Надеюсь, и папа возражать не станет.
— Конечно не станет! — Августа отступила назад с довольной улыбкой. — О, мистер Шелдрейк будет тебе отличным мужем, я всегда была в этом уверена!
Гарри, внимательно смотревший на нее, вдруг вспомнил, что она сказала ему, когда они танцевали вальс.
— Так в этом заключался твой второй план, дорогая?
— Ну да, конечно! Я знала, что мистер Шелдрейк и Клодия замечательно подходят друг другу. И ты
