Весь бледный, растерянный, лихорадочно щелкая зубами барабанную дробь, торопливо напялил он на себя халат, и на цыпочках вышел из спальной, в страхе, как бы еще не потревожить спящую подругу счастливых дней своих.
Скверно, черт возьми! Совсем-таки скверно! В зале перед ним воочию предстали четыре голубые мундира.
У господина Белкина душа окончательно переселилась в пятки.
- Вы господин Белкин? - очень вежливо отнесся к нему один из голубых мундиров.
Если бы мой читатель был на месте сего счастливого, но в данную минуту злосчастного помещика, то в вопросившем субъекте он наверное узнал бы Ивана Ивановича Зеленькова; но господин Белкин в то время не имел еще удовольствия знать его, и поэтому очень смущенно, трепеща и заикаясь, произнес:
- Так точно... к вашим услугам...
- Извините-с, - продолжал допросчик, - такая неприятная обязанность... Но что же делать? Долг службы повелевает! Мы имеем предписание произвести у вас обыск.
- И насчет того... вопросных, значит, пунктов, - угрюмо пробасил Летучий.
- Да-с, - подхватил Иван Иванович, - и насчет вопросных пунктов. Вы, то есть, изволите видеть, письменно объясните мне, кто вы таковы и ваше звание, состояние и прочее. Опять же насчет исповеди и святого причащения... все это как водится. Ну, и чем занимаетесь, и зачем в Петербург пожаловали, и какие ваши знакомства.
Господин Зеленьков говорил бойко и развязно. Он чувствовал себя в своей сфере, потому что в этом отношении уже давно была приобретена им некоторая практическая сноровка, так как во время оно доводилось иногда ему, в качестве сыщика, присутствовать при подобных казусах. В другую пору он, быть может, и поусомнился бы взять на себя такую рискованную роль, но тут оно было ко времени, и поэтому-то Зеленьков совершенно справедливо умозаключил, что казус, который во всякое другое время мог бы показаться вполне экстраординарным, теперь, при исключительных обстоятельствах минуты, на много и много уже должен потерять характер экстраординарности, становясь как бы временно обыденным. Расчет был верен, обыски и аресты были еще новою новинкой, так что на иного могли, пожалуй, нагнать немалую панику. Белкин человек новоприезжий, всех формальных порядков не знающий, стало быть, обработать его можно отличнейшим образом.
Так и случилось.
Выслушав заявление господина Зеленькова, сердцевинный помещик вконец уже упал духом.
'Святители мои!.. Господи, боже праведный! - жутко подумалось ему. Чуть ли не лежит там где-то в письменном столе какой-то завалящий нумеришко 'Колокола'!.. Помяни, господи, царя Давида и всю кротость его! Пропала теперь моя головушка!..'
- Вы, пожалуйста, успокойтесь. Мы никакой неприятности вам не сделаем, - предупредительно ухаживал за ним господин Зеленьков, отмыкая ключиком довольно красивый портфель, в котором очень удобно помещалась у него вся походная канцелярия. Тут же были наготове и бумага, и маленькая чернильница с пружинкой, и карандаши, и стальные перья, так что господину Белкину даже не нужно было беспокоить себя и несколькими шагами, чтобы пройти в кабинет для употребления в дело собственной письменной принадлежности.
Иван Иванович, не выходя из залы, очень любезно разложил перед ним на столе портфель, обмакнул в чернила перо и, вместе с чистым листом бумаги, подал его господину Белкину.
- Вы должны будете письменно дать свои показания, - пояснил он, садясь рядом. - Время ночное; всеконечно со сна потревожили?! Это уж как водится, а нам вовсе нежелательно долго задерживать вас. Вы этого никак не думайте-с. Так уж для того, чтобы дело короче было и поскорей бы нам с вами, значит, кончить, вы уж потрудитесь вот им (он указал на Летучего) вручить ключи от вашего бюра-с и от письменного столика, а буде есть какие шкатулки с письменными документами, так и от шкатулок тоже.
Господин Белкин направился в кабинет за ключами и чувствовал, как на ходу подгибаются у него колени.
Через минуту он положил ключи перед Зеленьковым.
- Ну-с, теперь все очень прекрасно, - молвил Иван Иванович, указывая ему место рядом с собою. - Не угодно ли вам отписываться, а вы, господин поручик (начальственный взгляд на Летучего), извольте получить ключи и отправьтесь вместе с господином прапорщиком в ихний кабинет, да кончайте поскорей, чтобы не тревожить долго господина Белкина. Мы уж и то извините! - любезно обратился он к последнему, - собственно по долгу службы нашей, очень невежливы к вам... потревожили ночью... Ну, да что ж делать! Вина не наша... Извольте писать.
И господин Белкин нетвердою рукою стал отписываться на разные вопросы Ивана Ивановича Зеленькова. Он изложил уже, кто он таков, и сколько лет ему от роду, и какого вероисповедания, и бывает ли на исповеди и у святого причащения, женат или холост, и кто такова жена его, и есть ли за ним или за женою недвижимая собственность, и какие у него средства к жизни, и чем он занимается, и каков круг его знакомства, и, наконец, какие мысли насчет политики держит. Иван Иванович предлагал вопрос за вопросом весьма пунктуально, под нумером первым, вторым и т.д., а господин Белкин очень обстоятельно объяснял на бумаге все, что требовалось. Только относительно последнего пункта не преминул заявить себя большим и примерно благонамеренным патриотом.
А сердчишко его между тем екает да екает, и в голове все вертится жуткая мысль о том, что забился тем где-то в каком-то ящике этот проклятый нумеришко 'Колокола', и что вот-вот сейчас они его отыщут и вытащат на свет божий, и скажут, мол: 'А!.. Земляника! А подать сюда Землянику!' И уже мерещится господину Белкину, что везут его, раба божьего, за широкую Неву реку, и что наслаждается он прелюдиями старинных курантов у Петра и Павла... И запало ему на мысль в эту критическую минуту - как ни на есть умилостивить официальное сердце господина офицера, преклонить его на жалость к молодости и неопытности и ради сего сдобрить это официальное сердце некоторым бальзамным елеем.
'Авось поддастся!.. Авось возьмет! - нашептывает ему свое собственное екающее сердчишко. - Авось помилует меня мой ангел хранитель! Рискну-ка!'
И точно: взял - да и рискнул.
- Господин капитан, - робко и смущенно заговорил он очень жалостливым тоном, - позвольте поговорить с вами откровенно, по простоте, не как с капитаном, а как человек с человеком.
- Слушаю-с, - опустив глаза, коротко поклонился Иван Иванович.
- Я один сын у матери, - продолжал злосчастный помещик, чая разжалобить вежливого, но все-таки сурового капитана, - она у меня больная старушка... Это ее убьет... Жену мою тоже убьет... Я всего только третий месяц женат, жизнью еще не успел насладиться, молод и неопытен - что делать! А ведь у меня может еще быть семейство... Я могу еще долг гражданина исполнить и быть полезным моему отечеству... Я даже скажу вам - между нами, уже готовлюсь быть отцом семейства. И вдруг такое печальное обстоятельство...
- Помилуйте, что же тут печального? - успокоительно возразил Зеленьков. - С кем этого не бывает? Да даже у меня самого может быть обыск... Ну, и очень рад! Сделайте одолжение! Пожалуйста! Все мы, так сказать, под богом ходим, поэтому печали тут никакой нет, если совершенно чисты. Чист я перед богом и начальством - стало быть, чего же опасаться? И у вас еще к тому же, может быть, не окажется ровно ничего подозрительного.
'Да! Толкуй - не окажется! - думал про себя сердцевинный помещик. Нет, уж что ни говори, а найдут, голубчики, непременно найдут, не то что в письменном столе - со дна моря достанут! Того и гляди, сейчас вот вынесут да спросят: а это что у вас такое? Как, мол, зачем и почему? Что тогда ты будешь отвечать им, как объявят тебе: извольте одеваться, вы, мол, арестованы... Уж лучше рискнуть поскорее!'
Господин Белкин, растерявшийся до потери сообразительности, пришел к заключению, что делать больше нечего, как только покаяться и сказать всю правду. Авось поддастся на елей его сердце!
- Я уже с вами буду говорить, как с отцом духовным! - с покаянным вздохом начал он снова: - Вот видите ли... не помню я хорошенько, а, кажись, есть где-то у меня завалящий нумеришко 'Колокола'. Не помню, кто-то из приятелей принес да оставил; и все я хотел сжечь его, все хотел сжечь, да как-то некогда было, позабывал все.
Иван Иванович при этом извещении скорчил очень строгую и даже сурово-карательную физиономию.
