рассматривал, как солдаты, вооруженные новеньким плотницким инструментом, строили форт. Народа было много, дело спорилось. 'Всего лишь месяц назад в этих местах было пустынно, - размышлял Уинстон, - и редкий туземный охотник выслеживал оленя, или, отчаявшись добыть к обеду мяса, удовлетворял голод горстью ягод. И вот на глазах растет крепость. Первокласный форт, пристань, вокруг поля, фермы. Дикари уйдут на запад, пусть они там разбираются со своими проблемами. Форт Стронг Джампинг станет оплотом цивилизации на границе'.
'Дикари уйдут, - поймал себя Гудмэн на слове, - а почему дикари?' Правительственный агент вовсе не был фаталистом. Смысл фразы 'на все воля божья' он воспринимал скорее как закономерность причинноследственных связей. И он не для аудитории ставил вопрос: 'Почему, собственно говоря, алдонтины дикари, а энглиши цивилизованный народ'. Найти ответ в Священном Писании было невозможно. В трудах философов - тоже. А Уинстон должен был завтра принять важное решение, и ответ на такой вопрос, ответ четкий и однозначный вовсе не был бы лишним.
'Много ли в истории примеров, - задумался агент, - когда экспансия цивилизованных государств была остановлена дикими народами. Оказывались ли они в состоянии переломить ход событий'. Мысли роились, в голове прокручивались целые пласты исторических фактов. Гудмэн не сомневался, что, с появлением огнестрельного оружия, везде и всюду превалируют те народы, которые такое оружие производят. И даже более того. Речь может идти не об оружии вообще, а о его техническом уровне. Уже мало иметь просто пушки. Они по скорострельности, дальности стрельбы и мощности заряда должны превосходить пушки противника. 'Появление нового поколения оружия в Старом Свете в одной из стран - продолжал рассуждать Гудмэн, - всегда приводит к тому, что в течении пяти, самое большее десяти лет, также же оружие начинают производить другие страны. Это создает баланс сил. И ни одна война не ведет к катострофе'.
На Континенте же ситуация складывалась совсем по-другому. Уже несколько столетий народы белой расы уничтожают аборигенов, но ни один из туземных народов так и не смог создать техническую базу для войн с захватчиками. Отсталость местных племен растет. И ничто не спасет их от поражений и вымирания.
Уинстон вспомнил глаза Расщепленного Дуба. А ведь старик далеко не простак. Гудмэн был очень далек от теорий о зоологической неполноценности краснокожих. Но факты - вещь упрямая. Чего же не хватает краснокожим? Смелости? Мужества? Отваги? Агент даже улыбнулся. Он немало знал случаев, когда на Столбе Пыток из воина тянули жилы. Но подвергаемый пытке не только не кричал, но, даже не застонал. Белые люди на такое не способны просто физически.
'Может быть краснокожим не хватает смекалки, - подумал агент, - но тут же быстро отогнал и эту мысль'. Как-то вдруг снова заныло плечо. Старая рана всегда напоминала о себе при волнениях. Засаду в лесу, в которую попал он, делали не глупцы. 'Так в чем же все-таки причина их огромного отставания', Гудмэн не мог четко сформулировать ответ и поэтому нервничал. Он поднялся, вышел из палатки. Сотни людей, повинуясь единому ритму, делали одно большое дело. Где-то далеко за океаном, много лет назад была выдвинута идея колонизации, здесь в колониях разработан план освоения восточного побережья Отца Рек, и вот эти люди изо дня в день, отбросив свои мелкие проблемы и заботы, заняты реализацией грандиозного проекта.
'Именно этого нет у краснокожих, - осенило Гудмэна, - они никогда не поймут, что им выгодно подчиняться вождю из чужого племени для достижения общих целей'.
'что чаще всего сплачивало людей, позволяя им создавать великие цивилизации', - дальше развивал мысль Гудмэн. Прежде всего это мощная, всеохватывающая религиозная концепция. Ее место, в принципе, может занимать идея построения великого государства. Или мысль о национальном и даже расовом превосходстве. Ничего этого у краснокожих нет. Их верования примитивны, поддерживаются лишь устной традицией. Каждый жрец толкует их, сообразуясь с ситуацией. Догм, раз и навсегда записанных и возведенных в ранг закона, не существует. При столкновении с религией Старого Света эти верования рушатся, как карточный домик. И туземцы теряют даже такие зыбкие основы для борьбы. И они сначала поглощаются, а затем, как лишний элемент системы, уничтожаются циливизацией''
Гудмэн широким, размеренным шагом шел по территории стройки, направляясь к реке. 'Какое удачное место для пристани', - мелькнуло в голове. Невдалеке цепочка черных рабов направлялась от берега к форту. За спиной каждого был неимоверных размеров тюк. 'Мы привозим черт знает откуда этих, - подумал агент, - потому что краснокожие совсем не умеют работать. Да, это скверно'. Вдоль берега росла великолепная изумрудная трава. Звери, напуганные появлением людей, разбежались. И трава, еще не познавшая беспощадных рук косаря, буйствовала на напоенной осенными дождями земле.
Уинстон был в прекрасном настроении. Все очень удачно укладывалось в цепь его умозаключений. Завтра алдонтины будут нагло выколачивать из него ружья и муку. И он даст им это. Разведка донесла, что встреча с вождями шауни состоялась. Алдонтины уйдут на западный берег. И оттуда они будут нападать на поселения, мстить. Правительство выделит войска и они окончательно уничтожат дикарей. Алдонтины уйдут - это главное. В любом случае они обречены. Если дикари останутся, они тоже обречены. Конечно, во втором случае погибнет какое-то количество поселенцев, солдат. Но ведь их несравнимо больше гибнет в войнах в Старом Свете. А его, Гудмэна, служебная карьера весьма зависит от успехов переселения. Ни какие перепитии на Далеком Западе не повлияют на величие империи, но могут очень существенно повлиять на Гудмэна. И он выбрал единственно правильный ход.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Ночно Цветок пришла в сознание. Она лежала на медвежьей шкуре в глубине вигвама. Сквозь отверстие для дыма виднелся кусок затянутого серыми тучами неба. Избитое тело нестерпимо ныло. Хотелось пить. Она поднялась, шатаясь от бессилия, вышла из вигвама. Все селение являлось одним огромным пожарищем. Вокруг были завалы из трупов. Находящиеся в каком-то полубессознательном состоянии люди стаскивали убитых на погребальный костер. Стояла страшная тишина, лишь изедка разрываемая истеричными воплями. Женщина шла через селение, не узнавая людей.
Она увидела двух юношей, несущих тело ее мужа. Ночной Цветок подбежала к ним. Ее ноги подкосились, от бессилия, она упала на землю, и стала безудержно рыдать. Руки гладили лицо мужа. Но оно было безжизненным, холодным. Подошедший старик поднял женщину, обнял за плечи. Он говорил какие-то слова утешения, но в ушах стоял только шум. Кровь стучала в висках.
Ночной Цветок бессмысленно смотрела по сторонам. Она не понимала: кто она и где она. В памяти всплывали какие-то неосознаваемые, но страшные картины, тут же сменялись новыми. Кровь стучала еще сильней, что-то как обручем сдавило голову. Боль стала невыносимой. Она провалилась в какую-то пустоту.
Ночной Цветок открыла глаза. Рядом сидел, низко склонившись над нею, отец. Кругом распространялся запах гари. Едкий черный дым тяжелым столбом с трудом поднимался вверх. Небо было низким, сизым. Моросил мелкий дождь. Было совсем безветренно. И дым погребального костра, ударяясь о тучи, затянувшие сплошной, непреодолимой пеленой небо, расползался во все стороны.
Лицо отца было скорбным и каким-то растерянным. Он молчал, видимо силясь найти слова.
- Отец, - прошептала Ночной Цветок.
- Не надо, ничего не говори. Я понимаю, тебе сейчас тяжело. Успокойся. Время лечит любую боль. Они все уйдут на небо.
Жрец поправил кожаное одеяло, заботливо накрывая дочь. Она видела, как Познавший Древо подошел к костру, как ворвался он в круг воинов, в прощальном танце провожающих в последний путь мертвых, как кричал он, призывая людей смотреть на Большую Гору.
Затем она видела Гичи-Маниту. Бог пришел к алдонтинам. Он был суров. Он смотрел прямо в глаза Ночному Цветку. И она испугалась. Она вспомнила все. Страх и отчаяние охватили женщину. Она знала: только смерть спасет ее от мучений.
Медленным, но твердым шагом Ночной Цветок поднималась на вершину взорванной энглишами скалы. Смерть будет безболезненной. Она просто шагнет вниз.
... Ночной Цветок родилась в семье жреца. Как и все девочки ее народа, она уже с четырех лет помогала взрослым. Мальчики учились владеть оружием и ездить верхом, а девочки обрабатывать охотничью добычу, выделывать шкуры. Они изготавливали глиняные горшки, обжигали и раскрашивали их, плели из прутьев корзины и другие прочные и добротные вещи. Девочки кроили платья и мокасины, шили и вышивали, разбирали и собирали походные типи при перекочевках. Девочки учились, как найти съедобные
