- Готово! - воскликнул Володя, сияя. - Они говорят, что нас слабо слышно. Если бы они знали, на чем мы работаем. Разве передать им для смеха? Ведь не поверят!
- А ты говорил - не выйдет, - поддразнил Проценко. - Хиба ты що знаешь? Ты!
Басов вышел на спардек, медленно передвигая ноги, словно налитые свинцом. Он глотнул холодного воздуха и, подняв голову, увидел в разрыве туч полоску умытого звездного неба. Ветер растратил уже свою необузданную ярость и налетал порывами. Иногда наступала тишина, и явственно слышался гул машин и шаги вахтенных на штурманском мостике.
'Спать, - подумал Басов, закрывая глаза. - Раздеться и укрыться одеялом... Нет, раздеваться долго. Снять сапоги... - Перед его глазами вереницей поплыли черные пятна, и сам он как будто кружился, стоя на месте, и плавно опускался вниз. - Теперь уже спать непременно, только посмотреть двигатели'.
Кто-то промчался по спардеку и налетел на Басова в темноте.
- Александр Иванович, я вас давно ищу, - заговорил моторист Козов, цепляясь за пуговицы басовского бушлата. - Во вспомогательном двигателе неладно, топливный отсекатель испортился. Теперь мотор развивает бешеные обороты, того и гляди - разнесет. Задоров совсем осатанел - лается и грозит судом, точно я виноват... Так уж пойдемте, Александр Иванович, сделайте одолжение!
- Говоришь, отсекатель сломался? - спрашивал Басов на ходу. - А почему механик не остановил мотора? Истеричка с усами! Хорошо. Разбудить электриков и старшего моториста второй вахты. Быстро!
- Мустафа только что сменился, Александр Иванович.
- Слушай, что я говорю! Электрикам перейти на резервное освещение. Мотор заглушить. Разбудить Гусейна да еще слесаря Якубова. А ты не волнуйся, сейчас все уладим.
- Есть разбудить... Уж как я вас искал, Александр Иванович!
'Скверная организация, - думал Басов, направляясь в Машинное отделение, - вахтенный механик боится машин, нервничает и ругает мотористов, а мотористы бегают по всему судну, разыскивают старшего механика. Скверная организация и... скверное руководство! В сущности, я плохой организатор, потому без меня не могут обойтись'.
Он уже не чувствовал усталости, в нем закипало глухое раздражение против вахтенного механика, против мотористов, против самого себя, раздражение, невольно заставлявшее его быть грубым и резким и возбуждавшее у подчиненных смешанное чувство страха и неприязни.
У дверей машинного отделения стоял Мустафа Гусейн, голый по пояс, в женском платке. Он потягивался, протирая глаза, и сонно улыбался.
- Поторопитесь, - сказал Басов, глядя поверх лица моториста отчужденным взглядом, - выспаться успеем потом. Да чего вы ждете, когда в машинном авария?
- Тебя жду, - промолвил Гусейн, продолжая улыбаться. - Я уже был там, остановил мотор и осмотрел его. Испорчен отсекатель, как я и предполагал. Сейчас начнем исправлять... А ты уж набросился на меня. Экой ты вредный!
- Да когда ты успел? - пробормотал Басов, краснея. - Говоришь, начали исправлять? Ну-ну...
- Меня давно позвали. А знаешь что? Тебе надо идти на боковую. Нельзя же так - вторые сутки без сна. Вон ты уж на людей бросаться начал.
- А ты не обращай внимания, - смущенно засмеялся Басов. - Это все проклятый ветер!
- Я и не обижаюсь. Только ты иди все-таки, не мешайся. Лишние люди одна помеха, ты же сам говорил.
- Хо-хо. Гонишь, стало быть? Что ж, я пойду. А ты не напорешь, Мустафа?
- Еще что?
- Ну, прощай, Мустафа!
- Прощай.
Теперь уж окончательно спать, - думал Басов, переходя мостик. - И вовсе никто не ждал меня, и без меня отлично могут обойтись. А организация, нет, организация тоже неплоха. Вот они уже заглушили двигатель, определили аварию и подготовили все, чтобы устранить ее. Едва ли я сделал бы это быстрее. Среди них есть лучшие, есть такие, как Гусейн, и все вместе они лучше, чем каждый в отдельности, потому что дополняют один другого. И как я мог скверно подумать о них, когда шел сюда? И что именно я мог подумать? Нет, просто сказалась бессонница и ветер... ветер!'
ОСТРОВ ЧЕЧЕН
Она имела странный, обманчивый запах - эта красноводская нефть. Когда наставили шланги и полилась в люки темная шипучая жидкость, Догайло потянул носом и сказал:
- Будто монпансье или другая какая конфетка. Нюхай на здоровье!
И матросы нюхали. Было так, как будто пронесли по палубе поднос с горячим кондитерским печеньем. Потом как-то неприятно защекотало в носу. И Догайло, аккуратно освободив ноздри при помощи большого пальца, сказал уже без всякого удовольствия!
- Однако шибает!
А под конец и это прошло. Казалось, что качают по нефтепроводу обыкновенную сураханскую нефть. Только палубный матрос Фомушкин, стоявший возле люка, пожаловался, что у него заболели виски, а Догайло отошел опасливо к борту и уже ничего не сказал.
В Красноводске капитан получил новое распоряжение пароходства; взять на буксир теплоход 'Узбекистан', потерявший самоходность во время шторма. Это было неприятное, хлопотливое дело; несмотря на это, Евгений Степанович был в хорошем расположении духа. Сутки шторма в открытом море, тревога и непосильное напряжение - все это осталось позади, как будто кто-то отлично все устроил, и потому Евгений Степанович чувствовал прилив дружеского расположения ко всем людям.
- Посмотрите, - говорил он Касацкому, - нет, вы посмотрите, какая прелесть! Белый городок, над ним скалы совсем красные. И золотые отмели вокруг голубой бухты. Удивительно красиво!
У Касацкого был нездоровый, усталый вид и коричневые мешки под глазами. На кителе, обсыпанном табачным пеплом, было множество складок, словно по-мощник валялся на кровати не раздеваясь.
- Город белый, это верно, - отозвался он насмешливо, - и скалы безусловно красные, не придерешься.
А вы нынче что-то уж очень веселенькие да розовенькие. С чего бы это? Он медленно повернул голову, выпуклые глаза его неподвижно уперлись в капитанский галстук. - Впрочем, хорошо, что вы жизнерадостны. А я, знаете, привык заглядывать вперед. Вот кончился норд, все рады, а я нет. То есть и я доволен, конечно, но не так, как вы, потому что как только запоет во мне этот тоненький глупый голосок - радость, то тотчас я начинаю рассуждать, и выходит, что сколько ни пой, а под конец случится что-нибудь неприятное и придется играть 'Разлуку'.
- А потом опять ведь будет хорошо? Ведь будет?
- Не знаю. Может быть. Надоели мне отвлеченные темы. Вон стоит танкер 'Узбекистан', видите, на той пристани? Следует осмотреть его, перед тем как взять на буксир. Пойдемте.
- Ах, еще эта буксировка! А отказаться-то и нельзя. 'Узбекистан' потерял самоходность, а нефть в трюмы уже погружена, и надо ее вывезти.
- Придется буксировать этот утюг, ничего не поделаешь.
- Вы точно радуетесь...
- Да нет же, просто я вернул вас к действительности и доказал, что неприятности еще существуют. Вашу руку, жизнерадостный человек!
Они спустились на грузовую палубу и направились к сходням. Евгений Степанович потянул носом и приостановился.
- Чем это пахнет у нас? - спросил он с удивлением. - Неужели это нефть?
- А вы только заметили? Ну да, красноводская нефть. Что вы хмуритесь? Запах оригинальный, даже приятный.
Они шли, не торопясь, по берегу, и Касацкий говорил об интересных свойствах красноводской нефти - ароматических веществах и бензинах, содержащихся в ней, и о низкой температуре ее воспламенения. А Евгений Степанович думал о том, что Касацкий знает много такого, чего не знают другие штурманы, но почему-то не любит обнаруживать свои знания, и даже газеты читает в одиночестве, запершись у себя в каюте.
На 'Узбекистане' их встретил добродушный рыжий толстяк, отрекомендовавшийся помощником капитана. Вместе они отправились на бак, осмотрели приспособления и условились о креплении буксира.
