сигнал определяет налагаемый на него смысл, а смысл манипулирует сигналом, приспосабливает его к себе, окрашивает и оживляет_. Строго говоря, человек очень мало зависит от реального содержания окружающего его объективного бытия. Программа переживаний осуществляется своим чередом, и Реальность может повлиять на нее единственным способом остановить переживание вообще. Только смерть оказывается достойным соперником и одолевает тиранию сценария. Пока же мы живы, весь мир вокруг только и делает, что подтверждает наши подсознательные установки вроде 'все люди - негодяи', 'я слаб', 'мой муж - неудачник', 'у меня плохое здоровье', 'меня никто не уважает' и т.д. и т.п. _Сценарий_ - это самый тяжкий для человеческой души плод описания мира. Даже в том случае, когда он способствует победам, а не поражениям, это, в конечном счете, бремя и рабство. Если выяснить характерные его признаки и механизм происхождения, наша дисгармония делается явной.
Корень проблемы заключается уже в том банальном факте, что человек животное общественное. Только в социуме мы становимся людьми, т.е. обретаем всю совокупность качеств, отличающих нас от иных живых существ. Каждый, таким образом, несет в себе неизбежный груз социальности описание, являющееся продуктом определенной общественной практики, навыки функционирования, выработанные человеческим общежитием в процессе общения внутри вида и с внешним миром. Инстинкт самосохранения биологической единицы, свойственный всему живому, в социальном преломлении обернулся краеугольным камнем, на котором выросло грандиозное сооружение эго. Известно, что метапсихология оккультизма называет эго причиной всех заблуждений и страданий человека. 'Уничтожение, себя во всех смыслах' (С. Вейль), 'капитуляция перед Божеством' (Шри Ауробиндо), 'мистическая смерть' магов - все это различные названия для одного процесса: остановки эгоистического механизма, девальвации всех его движущих сил, мотивов. Когда Будда провозгласил, что 'жизнь есть страдание' и у этого страдания есть причина, он имел в виду тот же комплекс эго. Всякий человек, наделенный достаточной чувствительностью, время от времени сознает утомительность своего бытия, тяжесть желания, страха, уязвленного самолюбия, жалости и неудовлетворенных стремлений. Этот непрерывный фон психической жизни и есть основной продукт эго, чьи ядовитые миазмы истощают и подтачивают личность до конца ее дней. Дело в том, что природа эго опирается на неразрешимое противоречие 'Я - мир', вследствие чего полностью соткана из цепи конфликтов, 'дурная' бесконечность которой гипнотизирует и внушает иллюзорные надежды: то и дело мерещится, что мы вот-вот вырвемся из заколдованного круга, совершим нечто окончательное и обретем долгожданную гармонию. Но внутри описания гармония невозможна. Таким образом обеспечивается безостановочное движение, неустанный поиск, лихорадочное производство, т.е. само существование цивилизации. Изначально отделив себя от мира, мы раз и навсегда установили экзистенциальное противостояние, безнадежную оппозицию, вовлекли себя в борьбу, где не может быть победителей. Мы сотворили мир частных ценностей, но бессознательно утверждаем их универсальность; мы приняли внушенные социумом сценарии достижения этих ценностей и превратили все воспринимаемое в условный фарс, искренне веря, что это и есть Реальность. _Иллюзорные_ обретения и потери вызывают _реальные_ страдания. Такой процесс превращения иллюзии (слов, идей, представлений) в безусловную реальность можно назвать обратной стороной магии, так как здесь заключено некое мрачное чудо.
'... Твое знание слишком устрашающе. В нем нет для меня утешения. Нет гавани, нет приюта.
- Ты опять все путаешь. Утешение, гавань, страх - все это настроения, которым ты научился, даже не спрашивая об их ценности. Как видно, черные маги уже завладели всей твоей преданностью.
- Кто такие черные маги?
- Окружающие нас люди являются черными магами. А поскольку ты с ними, то ты тоже черный маг. Задумайся на секунду, можешь ли ты уклониться от тропы, которую они для тебя проложили? Нет. Твои мысли и поступки навсегда зафиксированы в их терминологии. Это рабство. А вот я принес тебе свободу. Свобода стоит дорого, но цена не невозможна. Поэтому бойся своих тюремщиков, своих учителей. ' (IV, 26)
Если мы вспомним, какое значение дон Хуан придает сохранению и накоплению энергии (_силы_) для постижения _нагуаля_ и представим себе, каких огромных и бессмысленных усилий требует поддержание сложной структуры описания, отождествление с нею и эмоциональная вовлеченность, станет понятно, почему в данных условиях человек обречен вечно метаться в сотворенной им темнице. (Рассуждая научно, мы, разумеется, ничего не можем сказать об энергоемкости всего аппарата - нет у нас ни инструментов для подобного измерения, ни четкого представления о типе задействованной здесь энергии. Но косвенные доказательства производят впечатление. В этом может убедиться каждый, если даст себе труд хоть на небольшой отрезок времени приостановить работу эго - какой разительный эффект, какая удивительная легкость возникает словно из ниоткуда! Недаром духовный искатель стремится сделать такое состояние полноценным и непрерывным, иногда положив на это десятилетия упорного труда!)
Состояние активного функционирования эго дон Хуан выразительно поименовал 'озабоченностью'. Это слово довольно ясно дает нам понять всю нелегкость, подавленность, приниженность ординарного бытия человека. 'Он (дон Хуан) утверждал, что на протяжении всей активной жизни у нас никогда не появляется шанс пойти дальше простой озабоченности, потому что с незапамятных времен нас усыпляет колыбельная песня повседневных маленьких дел и забот. И лишь когда наша жизнь почти уже на исходе, наша наследственная озабоченность судьбой начинает принимать иной характер. Она пытается дать нам возможность видеть сквозь туман повседневных дел. К сожалению, такое пробуждение всегда приходит одновременно с потерей энергии, вызванной старением, когда у нас уже не остается сил, чтобы превратить свою озабоченность в практическое и позитивное открытие. В итоге остается лишь неопределенная щемящая боль: то ли стремление к чему-то неописуемому, то ли просто гнев, вызванный утратой.' (VIII, 58)
Д. Т. Судзуки говорит почти то же самое: 'Наш разум обычно переполнен всякого рода умственной чепухой и эмоциональным хламом. Они, конечно, приносят пользу в нашей повседневной жизни. Этого нельзя отрицать. Но в основном, именно благодаря этим накоплениям мы становимся несчастными и стонем, угнетаемые чувством рабства. Всякий раз, когда мы хотим сделать движение, они сковывают нас, душат нас и свинцовым облаком заволакивают наш духовный горизонт. Мы испытываем такое чувство, будто постоянно живем в заключении. Мы тоскуем по естественности и свободе, однако, кажется, не достигаем их. Учителя Дзэна знают это, потому что они также прошли через те же самые испытания. Они хотят, чтобы мы избавились от этих тяжелых оков, которые мы в действительности не должны носить, если хотим жить просветленной жизнью в истине. Таким образом, они произносят несколько слов и демонстрируют поступками то, что при правильном понимании избавит нас от гнета и тирании этих умственных накоплений. Но понимание к нам не приходит так легко.
Умственную инерцию трудно преодолеть, так как находясь долгое время под гнетом, мы привыкли к нему, фактически она глубоко укоренилась в нашем существовании, и часто бывает необходимо изменить всю структуру личности. Процесс перестройки требует немало слез и крови.' (Основы дзэн-буддизма, сс. 328 -329) Так называемая 'умственная чепуха и эмоциональный хлам' на самом деле является главным и почти единственным содержанием нашей жизни. Важнее этой 'чепухи' мы ничего не знаем, этот 'хлам' мы любовно перебираем и ни за что не расстанемся с ним. Исключительные условия (о которых мы еще будем говорить) необходимы для восхождения на просветленные вершины истины, нужен некий экстремальный порог истощения, когда дальнейшее выживание уже не обеспечивается привычной схемой эгоистических стимулов. Пока этого не случилось, забота правит нами, беспощадно убивая любую непосредственность, свежесть, покой, прочащая все впечатления в однообразный и блеклый туман.
Состояние, противоположное озабоченности по всем параметрам, положение, в котором никакие интересы, стремления, страхи, цели и мотивы эго не являются более актуальными, доном Хуаном называется _свободой_. (Даосы образно описывали это так: 'Тело сделалось подобным сохлому дереву, а сердце - остывшему пеплу.') Радикальная психическая метаморфоза, настигающая мудреца в растождествлении со всем _человеческим_, описывается двояко (согласно тому, какую сторону переживание желает акцентировать интерпретатор): как _абсолютная смерть_ либо как _абсолютная жизнь_. По сути же, речь идет об абсолютной _инаковости_ раскрывшегося способа бытия, так что любые характеристики, известные языку, здесь страдают неполнотой, способные лишь намекнуть на принципиальную неизвестность опыта. Рождение нового всегда есть смерть старого даже в контексте частном и обыденном. Когда же в подобном превращении участвует вся личность (а значит, и все описание мира, отраженное на стенках 'пузыря' восприятия), смерть и рождение словно охватывают весь космос:
