переживание Кастанеды. Нам, разумеется, не повторить процесса, но если мы хотим иметь хотя бы частичное представление о характере и целях столь странной (может быть, даже опасной и вредной?) работы и решились узнать, отчего 'перепаханный' таким способом субъект делается магом, надо, пожалуй, вначале поразмыслить над сверхценной идеей, составляющей фундамент нашего, человеческого космоса.
Эта идея настолько прочно занимает центральное место в сознании, что вовсе не бросается в глаза, оставаясь аксиоматичным фоном всякой деятельности и всякого отношения. Это не конструкт, не комплекс, не программа личности - но во всем она универсальный элемент, так как удерживает, крепит, вяжет воедино разнообразные продукты нашего Я.
Мы говорим об идее _целостности_ себя и мира. Подразумевая таковую целостность, мы как бы сохраняем открытость вовне (что соответствует нашему представлению об адекватности), т.е. готовы признать, что как в мире, так и в нас самих несомненно присутствуют элементы, связи и даже целые области, нами еще не познанные, не усвоенные, сущие 'в себе'. Прагматическое отношение к ним индивидуально: когнитивный энтузиазм в данном случае мало отличается от консервативной неприязни скептика, ибо каждый раз _целостность_ торжествует - либо принимая в себя новое множество, либо отвергая раздражающее усложнение. Прежде и помимо всего нас интересует _целокупность_, _единство_ и _однородность_, будь то в применении к картине вселенной или к переживанию собственной личности.
По сути, мы всегда исходим из двух взаимно представленных друг другу образов (само слово 'образ' уже содержит представление о некоей обрамленности, внутри которой для нас всегда заключено _целое_):
- Реальности, что для нас есть всеобщий и универсальный Объект, Целокупное 'То',
- и Я - во всем спектре, во всей распространенности объема внутри нас, начиная с трудно вычленяемого корня (_Ichheit_ Якоба Беме или _Атман_ ведических риши) и заканчивая ряженым в гримасы обличьем, где вечно гуляют заботы и смятения, внутренний разлад и скука.
И первое, и второе - _res integra_, и именно так предстают они перед нами в первичном и уже неустранимом переживании, сколь ни предавайся абстрактному анализу впоследствии, сколь ни рисуй схемы и механизмы.
Конечно, чувство целостности должно было иметь начало еще во младенчестве, когда нерасчленимость восприятия в значительной мере определяла характер опыта. И если уж говорить о реализации идеи _целокупности_, то именно в первые годы жизни большинство из нас смогло значительно приблизиться к ней - хотя еще сама идея не рождалась, а царила безраздельная свобода чувствования.
Из воспоминания об этой свободе сохранилась только беспрекословная уверенность в _целом_ мире и _целом_ себе. По мере роста мы хранили и храним ее на дне своего существа, питая иллюзию в целях самосохранения ведь на самом деле ситуация давно изменилась, как ни трудно себе в этом признаться.
За всю историю существования своего вида человек так основательно разбил первоначальную целокупность опыта, что, кажется, не осталось ни одной области, куда бы не проник скальпель торжествующего анализа. Сама природа _внимания_ - основополагающего инструмента разума - всегда несла с собой расщепление, разъятие целостности, вычленение компонентов, усиление либо вытеснение их.
Наш внутренний мир на этом пути подвергся разделению не в меньшей, а, быть может, и в большей степени, чем мир внешний. Социализация человека и стремительное усложнение среды сделали нас скопищем поведенческих механизмов, которые, переплетаясь с биологически обусловленными структурами психики, стали функционировать в сложном, противоречивом и далеко не всегда осознаваемом поле. Рассматривая личность как совокупность программ (этот подход в современной психологии достаточно популярен), мы особенно четко можем видеть неоднородность психики, ее постоянную внутреннюю конфликтность, что и есть на самом деле разрушение целостности. Даже простейшее разграничение внутреннего мира на _бессознательное_, _подсознательное_ (_сверхсознательное_) и _сознание_ красноречиво указывает на тот же симптом. Постоянное присутствие в нас областей, эффективно функционирующих, но не поддающихся ни восприятию ни, тем более, контролю, факт, уже ставший привычным. Мы смирились с внутренней темнотой так же, как прежде смирились с темнотой внешней. Но и область так называемого _ясного сознания_ - вечное поле битвы разнообразных импульсов, желаний, мотивов, взглядов и т.д.
Древнейшим разрывом единства в переживании Я явилась дихотомия _тела_ и _духа_ - своеобразный корень практического мировоззрения 'цивилизованного' человека. Само становление цивилизации и культуры оказалось неразрывно связанным с осознанием этой первейшей двойственности: из анимизма росли древние религии, определяя затем мифологию, философию, мистику - словом, весь строй жизни, установку личности по отношению к собственной судьбе. Тело все более превращалось в инструмент, обособлялось и тем самым омертвлялось задолго до естественного разложения в прах. Именно здесь, ни уровне _тела_, пролегла четкая граница между Я и миром. Составляя часть описания _внешнего_, наше тело разделило судьбу тотальной дезинтеграции Реальности, Объекта.
Мы разбили восприятие на фрагменты, опредметили их, после чего каждую отдельность наделили 'человеческим' значением и погрузились в сотворение классификаций и схем. Из переживания мир все больше становился описанием, и этот процесс своим непосредственным продуктом имел _язык_ - неоспоримое свидетельство нарастающей дискретности опыта. Вычленение и изоляция повторяющихся перцептивных рядов привели к возникновению идеи закономерности, а затем - закона. Так в раздробленный мир вносился порядок, основу для которого мы всегда находим в обусловленности собственного восприятия.
К настоящему времени специализация познавательной деятельности человека привела к оформлению целого ряда довольно изолированных описаний внешнего мира: бытового, научного, философского, религиозного, оккультного и т.д. Каждое описание детерминировано собственными условностями, многократно наложенными друг на друга, и бесконечно далеко от Реальности, давшей когда-то почву для его рождения. При этом непротиворечивость каждой картины подкрепляет ее иллюзорную адекватность.
И над этим разнородным шумящим морем немым светилом маячит обобщающее переживание целокупности, с которого все начиналось.
Конечно, психологически жизнеспособным человек может быть, только исходя из _единого_ описания мира и _единого_ описания себя. Ибо не устоит царство, разделившееся само в себе. Каким же образом достигается подобное 'единство'? Опять же, благодаря специфике нашего внимания.
_Именно внимание актуализирует центральный корпус идей о себе и о мире_, сложившийся в результате внешнего научения и внутренней предрасположенности индивидуума, неустанно подкрепляет его подтверждающими переживаниями, одновременно игнорируя (сводя к нулю) переживания, этому корпусу противоречащие либо излишние для него. Таким образом творится мнимый _res integra_, без которого не может существовать Я.
_Внимание совершает грандиозную работу, неустанно отсеивая, вычленяя, усиливая, собирая и демонтируя внешние воздействия. Можно сказать, почти вся энергия личности подчинена этому кропотливому и неизбежному труду_. Дон Хуан, обучая Кастанеду, все время обращается к описанию мира как психическому продукту его внимания - трансформирует, разрушает и пересотворяет 'мир' Карлоса.
В магическом знании для того сложного предмета, который мы вкратце здесь попытались охарактеризовать, есть специальное имя - тональ.
2. Описание мира: истинная пара.
Итак, фундаментальной задачей учения дона Хуана является восстановление подлинной целостности восприятия себя и мира. По-видимому, это единственный путь к постижению Реальности, а значит, и к освоению ее. Как мы увидим позже, любые попытки такого постижения, основанные на иных посылках, оказываются окольными дорожками, ведущими лишь к частичному и искаженному отображению целокупного бытия, отчего и практический их эффект зачастую бывает противоречивым и сомнительным. Ведь традиционный оккультизм чаще всего предлагает не Реальность саму по себе, а просто вариант описания мира, который может быть сколь угодно привлекательным, оставаясь таким же замкнутым и ограниченным, как всякое иное описание бытовое, научное и т.д. Мы постоянно сталкиваемся с новыми вариациями на ту же тему, когда знакомимся с сочинениями современных духовидцев или рассуждениями философствующих экстрасенсов. Случаи сознательного шарлатанства нами вовсе не рассматриваются, так как не свидетельствуют ни о чем, кроме изобретательности обманщиков. Но и искреннее желание объяснить мир на основании расширенного восприятия или необычного опыта заранее обречено на блуждание в мифе, пока у наблюдателя нет четкого
