Я посетил президента Буша в Белом Доме 21 января 1991 года, в тот момент, когда операция 'Буря в пустыне' (Operation Desert Storm) приближалась к своему зрелищному завершению. Американские, британские и французские войска завершали окружение вооруженных сил Ирака. Мы провели вечер в его частной квартире с советником Буша по национальной безопасности Брэнтом Скоукрофтом (Brent Scowcroft), обсуждая арабо-израильские отношения в широком контексте. Я поздравил его с успехом в создании широкой коалиции сил в поддержку операции в Ираке, которая включала арабские государства: Египет, Сирию, Марокко и страны Персидского залива. Тем не менее, я отметил, что мусульманский мир поддерживал Саддама Хусейна, несмотря на то, что он был не прав. Израильтяне продолжали строительство все новых поселений на западном берегу реки Иордан (West Bank), и это разжигало страсти в арабском и мусульманском мире. Союзники и друзья Америки были встревожены, - где-то там, в будущем, обязательно должен был произойти взрыв. Я настаивал на том, чтобы Америка публично высказалась в поддержку такого решения проблемы Ближнего Востока, которое было бы справедливым с точки зрения и палестинцев, и израильтян, чтобы продемонстрировать, что США не поддерживали Израиль независимо от того, был ли он прав или нет.
В следующий раз мы встретились с Бушем, когда он посетил Сингапур в январе 1992 года, по пути в Австралию и Японию. После событий на площади Тяньаньмынь 4 июня 1989 года отношения между США и Китаем ухудшились, Это был год президентских выборов в Америке, и Буш находился под давлением, в том числе и со стороны либералов в собственной республиканской партии. Чтобы поддержать свою политику в отношении Китая, он должен был добиться от Китая уступок в таких вопросах как освобождение находившихся в заключении лидеров акций протеста на площади Тяньаньмынь, нераспространение ядерного оружия и технологии создания ракет с большим радиусом действия, а также в вопросах торговли. Ему становилось все сложнее поддерживать свое вето на решение Конгресса США о лишении Китая статуса наибольшего благоприятствования в торговле (Most Favoured Nation status). В связи с планировавшимся визитом в Сингапур президента Китая Ян Шанкуня (Yang Shangkun), Буш хотел, чтобы я попросил его об освобождении заключенных, что явилось бы односторонней демонстрацией готовности Китая к примирению.
Двумя днями позже я встретился с президентом Ян Шанькунем и передал ему слова Буша. Ян Шанкунь сказал, что давление, которое США оказывали на Китай в связи с нарушениями в области прав человека, являлось оправданием для навязывания Китаю американской политической системы и американского понимания свободы и демократии. Для Китая это являлось неприемлемым. Когда в ноябре того же года Буш проиграл на выборах Биллу Клинтону, я почувствовал, что в основах и стиле американской политики грядут изменения. Клинтон пообещал что 'Америка не будет нянчиться с тиранами от Багдада до Пекина'. Многие из сторонников Клинтона действовали так, будто Китай был страной 'третьего мира', зависевшей от американской помощи, а потому уступающей дипломатическому и экономическому давлению. Это не обещало легкой жизни ни Америке, ни Китаю.
Глава 30. Америка: новая повестка дня.
История отношений Сингапура с США четко подразделяется на два периода: во время и после 'холодной войны'. Когда Советский Союз представлял собой угрозу для Америки и всего мира, у нас были хорошие отношения с администрациями и президентов-демократов, и президентов-республиканцев: от Джонсона в 60-ых годах до Буша в 90-ых годах. Наши стратегические интересы полностью совпадали, - США, как и мы, боролись против Советского Союза и коммунистического Китая. Кроме того, мы решительно поддерживали американское военное присутствие в Восточной Азии.
Падение берлинской стены в 1989 году ознаменовало собой начало конца 'холодной войны', но эффект этих геополитических изменений стал ощущаться в политике администрации Клинтона только с 1993 года. С приходом в Белый Дом поколения активистов, выступавших против войны во Вьетнаме, вопросы демократии и прав человека, прежде игравшие вспомогательную роль, приобрели наибольшую важность. Правительство Соединенных Штатов поддерживало президента Российской Федерации Ельцина (Yeltsin), заявившего о намерении провести демократизацию своей страны. США говорили о России как о друге и союзнике, а о Китае - как о потенциальном противнике. Мы не имели разногласий с США относительно России, каковы бы ни были наши сомнения относительно ее демократического будущего, но мы отошли от враждебной риторики США по отношению к Китаю. Мы опасались, что такие враждебные заявления в адрес Китая и такие действия по отношению к Китаю, будто он являлся врагом, могли действительно превратить его во врага. Мы не хотели, чтобы это случилось, - ни одна страна в Юго-Восточной Азии не хотела бы нажить себе врага в лице Китая. В этот период Америка также хотела сократить свое военное присутствие в Юго-Восточной Азии, и Сингапур больше не был ей столь полезен, как ранее.
Многие американцы считали, что после краха коммунизма в Советском Союзе коммунистическая система в Китае также долго не продержится, и что моральным долгом Америки было положить ей конец. В Америке существовало два подхода по отношению к Китаю. Один, одобренный президентом Бушем, заключался в том, чтобы поощрять участие Китая в процессе конструктивного сотрудничества, способствовать постепенным переменам в стране. Второй, одобренный американским Конгрессом, заключался в применении санкций и оказании политического и экономического давления с целью заставить Китай соблюдать права человека и проводить политические реформы. Конгресс США наложил некоторые санкции на Китай после событий на площади Тяньаньмынь, но вскоре на него стали оказывать давление с просьбой отменить статус наибольшего благоприятствования для китайских товаров, экспортировавшихся в Америку. Конгресс принял резолюцию об отмене статуса наибольшего благоприятствования до тех пор, пока в Китае не улучшится ситуация в области прав человека. Буш наложил вето на эту резолюцию, и с тех пор этот ритуал стал повторяться ежегодно.
Борьба за демократию и соблюдение прав человека всегда являлась частью внешней политики США, но во времена 'холодной войны' тон в наших двухсторонних отношениях задавали общие стратегические интересы, заключавшиеся в сопротивлении коммунистической экспансии в Юго-Восточной Азии. У Сингапура были разногласия с администрацией Картера по вопросам демократии и прав человека, с администрациями Рейгана и Буша - по проблеме свободы прессы, но США не пытались преодолеть эти разногласия в агрессивной и конфронтационной манере.
Например, Патриция Дериан (Patricia Derian), помощник Госсекретаря США по гуманитарным проблемам и проблемам соблюдения прав человека в администрации Картера, встретилась со мной в январе 1978 года, пытаясь убедить меня покончить с практикой содержания в заключении без суда. Я сказал ей, что оппозиция оспаривала этот закон в ходе каждой предвыборной кампании, и всякий раз подавляющее большинство избирателей голосовало за ПНД и за сохранение этого закона в силе. Сингапур был обществом, основанным на конфуцианской морали, которая ставит интересы общества выше интересов индивидуума. Моей основной обязанностью было обеспечение благосостояния наших людей, и мне приходилось принимать меры против подрывной деятельности коммунистов. Заставить же свидетелей выступать против них в ходе открытых судебных процессов было невозможно. Последуй я ее предписаниям, это могло бы плохо закончиться для Сингапура. Могли ли США сделать для Сингапура больше, чем они делали для беженцев из Южного Вьетнама, которые в то время плавали в лодках по Южно-Китайскому морю, подвергаясь опасностям нападений пиратов и штормовой погоды? Если бы Соединенные Штаты предоставили Сингапуру статус Пуэрто-Рико (Puerto Rico) и гарантировали, таким образом, будущее Сингапура, я бы следовал ее советам, но, в этом случае, случись что-либо с Сингапуром, это было бы заботой США. Дериан была настолько взволнована, что спросила, не позволю ли я ей закурить, несмотря на то, что посол США сказал ей, что я страдаю аллергией на табачный дым. Так как она не могла больше терпеть, я пожалел ее и провел на открытую веранду, где она смогла несколько успокоиться, подолгу затягиваясь сигаретами. 20 лет спустя посол Джон Холдридж (John Holdridge), который присутствовал на нашей встрече в 1988 году, написал в своих мемуарах следующее: 'Ли Куан Ю, о котором я слышал несколько отзывов как о 'последнем викторианце', был, конечно, и верным конфуцианцем. Он и его последователи попытались привить конфуцианские ценности молодому поколению сингапурцев. С другой стороны, Дериан была ветераном движения за гражданские права на американском Юге, сопровождавшимся частыми стычками между демонстрантами и местными властями, - борьбы, которая была воплощением веры в 'права человека', закрепленной в Конституции США. Она категорически отклонила взгляды Ли на то, что благосостояние общества имеет приоритет перед правами индивидуума, и что заключенным в Сингапуре стоило лишь заявить об отказе от насилия, чтобы их выпустили на свободу. Они проговорили друг с другом около двух часов и так и не пришли к соглашению'. Тем не менее, поскольку тогда
