прессе, распространявшейся в Сингапуре. Мы не следовали их схеме развития и прогресса, согласно которой, страна, достигшая определенного уровня развития свободной рыночной экономики и процветания, должна была стать более похожей на Америку - демократической, свободной и не имеющей ограничений свободы печати. Поскольку мы не соответствовали их нормам, то американские либералы не признавали, что правительство, за которое сингапурцы неоднократно голосовали, могло быть хорошим.
Ни один критик не мог обвинить правительство Сингапура в коррупции, кумовстве или безнравственности. В 90-ых годах такие организации, как базирующаяся в Гонконге 'Политикал энд экономик риск консалтанси' (Political and Economic Risk Consultancy), занимающаяся оценкой риска для бизнеса, неоднократно присуждали Сингапуру ранг наименее коррумпированной страны в Азии. Расположенная в Берлине 'Транспарэнси интернэшенэл' присвоила Сингапуру ранг седьмой наименее коррумпированной страны в мире, при этом Сингапур оказался впереди таких стран, как США, Великобритания и Германия. Сингапур отличался и отличается от 'банановых республик', которые западные либералы обычно называют 'авторитарными'. Чтобы продемонстрировать свое отрицательное отношение к Сингапуру, американская пресса описывала Сингапур как 'антисептически чистый' город, а сингапурскую эффективность она называла 'бездушной'.
Профессор политических наук Гарвардского университета Сэмюэл Хантингтон (Samuel Huntington), выступая в августе 1995 года в Тайбэе, противопоставил демократическую модель общественного устройства на Тайване сингапурской модели. Он процитировал заголовок из газеты 'Нью-Йорк таймс', в котором суммировались различия между 'чистым и прижимистым' (clean and mean) Сингапуром и 'грязным и свободным' (filthy and free) Тайванем. Он пришел к следующему заключению: 'Свобода и творчество, являющиеся результатом деятельности президента Ли здесь, на Тайване, переживут его. Честность и эффективность, которую старший министр Ли привил Сингапуру, вероятно, последуют за ним в могилу. В определенных обстоятельствах авторитаризм может дать хорошие результаты на протяжении короткого периода времени, но опыт ясно показывает, что только демократия способна обеспечить пребывание у власти хорошего правительства в долгосрочной перспективе'.
Американцы и европейцы по праву торжествовали и ликовали, когда давление в области соблюдения прав человека и демократии, которое они оказывали на Советский Союз в соответствии с Хельсинскими соглашениями, помогло разрушить его. Но их надежды повторить этот процесс в Китае оказались нереалистичными. В отличие от русских, китайцы не считали, что культурные нормы Запада превосходили их собственные, а потому и не собирались их копировать.
В марте 1992 года, за ужином в Сингапуре, бывший канцлер Германии Гельмут Шмидт спросил меня, может ли Китай стать демократической страной и соблюдать права человека так же, как на Западе. Моя жена Чу, которая сидела рядом со Шмидтом, расхохоталась, услышав его предположение о том, что 1.2 миллиарда китайцев, 30% которых неграмотно, могли бы голосовать на президентских выборах. Шмидт заметил ее непосредственную реакцию на абсурдность такого предположения. Я ответил, что история Китая на протяжении более 4,000 лет была историей династий правителей, чередовавшихся с периодами анархии, иностранных завоеваний, междоусобиц и диктатур. Китайский народ никогда не имел правительства, чья власть основывалась бы на подсчете голосов избирателей, а не на том, чтобы рубить головы подданных. Любая эволюция в направлении установления демократического правления должна быть постепенной. Почти все страны 'третьего мира' являлись бывшими колониями, которые после десятилетий колониального правления, в условиях которого выборы и демократия отсутствовали, получили демократические конституции, написанные по образцу конституций их бывших правителей. Но ведь развитие демократических институтов в Великобритании, Франции, Бельгии, Португалии, Голландии, США заняло сотни лет!
История учит нас, что условиями развития либеральной демократии являются определенный уровень экономического развития, грамотность населения, растущий средний класс и политические институты, обеспечивающие свободу слова и права человека. Для этого также необходимо наличие гражданского общества, основанного на общих ценностях, которые побуждают людей с различными и даже противоречивыми взглядами сотрудничать друг с другом. В гражданском обществе, кроме семьи и государства, существует значительное число институтов, в которых граждане принимают участие: добровольные ассоциации по защите особых частных интересов, религиозные организации, профсоюзы, профессиональные организации и другие организации взаимопомощи.
Демократия работает лишь в том случае, если люди обладают культурой, основанной на терпимости и приспособлении людей друг к другу, что позволяет меньшинству признать право большинства вести дела по-своему до следующих выборов, терпеливо и мирно ожидая своей очереди встать во главе правительства, предварительно убедив большинство избирателей поддержать его взгляды. Если же демократическая система внедряется в стране, народ которой привык сражаться до конца, как в Южной Корее, результаты окажутся не слишком хорошими. Жители Южной Корее сражаются на улицах независимо от того, управляет ли ими военный диктатор или демократически избранный президент. Ссоры в Законодательном собрании Тайваня и потасовки на улицах отражают особую культуру его населения. Народы сами выработают свою собственную, более или менее демократическую форму правления, соответствующую их культуре и традициям.
В 1994 году, вскоре после развала Советского Союза, американцы почувствовали себя очень уверенно и попытались в одночасье установить демократию на Гаити путем восстановления свергнутого законно избранного президента. Через пять лет американцы тихонько покинули Гаити и, в частном порядке, признали свое поражение. В своей статье в 'Нью-Йорк таймс' американский автор Боб Шакочис (Bob Shacochis) спрашивал: 'Что же пошло не так? Оставляя в стороне вопрос о виновности руководства Гаити, творцам американской внешней политики следовало бы признать, что 'искусственное оплодотворение' демократией представляет собой процесс, связанный с риском. Преждевременно родившаяся демократия на Гаити не выживет без подлинной многопартийной системы, которая невозможна без устойчивого среднего класса. Средний класс не возникнет без жизнеспособной экономики, которая не может существовать без достаточно сильного и мудрого руководства, способного вывести страну из штопора'. Поскольку американская администрация публично не признала своей неудачи и не проанализировала ее причин, то эту ошибку она совершила не в последний раз.
Во время нашей дискуссии со Шмидтом в марте 1992 года я подчеркнул, что с проблемой прав человека дело обстояло иначе. Современная технология превратила мир в большую деревню, и люди во всем мире наблюдают по телевизору за совершаемыми правительствами преступлениями в реальном режиме времени. Поскольку все народы и правительства хотят уважения со стороны других народов, то им приходится постепенно менять свое поведение так, чтобы не подрывать свою репутацию. Когда после этого Шмидт посетил Китай, я заметил, что он делал упор на вопросах соблюдения всеобщих прав человека, а не на проблемах демократии. Позднее, Шмидт писал в своей газете 'Ди цайт', что Китай не мог мгновенно стать демократической страной, но при этом Западу следовало оказывать на Китай давление с тем, чтобы ситуация в области соблюдения прав человека стала приемлемой.
Заинтересованность Америки, стран Запада и даже Японии в развитии демократии и улучшения ситуации в области прав человека в Азии проистекает из их беспокойства относительно того, что случится в Китае, а не на Тайване, в Южной Корее, Гонконге или Сингапуре. Америка хотела, чтобы 'тигры' Восточной Азии показывали Китаю пример свободных государств, чья процветающая экономика существует благодаря демократическим политическим институтам. В статье в 'Нью-Йорк таймс', которую в 1995 году упомянул Хантингтон, указывалось, что Тайвань и Сингапур были наиболее процветающими китайскими государствами на протяжении 5,000 лет существования китайской цивилизации, и что одно из этих государств, вероятно, станет моделью будущего для континентального Китая. Это не так. Китай будет строить свое будущее по собственному плану, отбирая и внедряя те черты и методы системы управления, которые его руководство сочтет полезными для страны и совместимыми с китайским видением будущего. В китайском народе живет глубоко укоренившееся, сильное чувство страха перед хаосом. Ввиду огромных размеров страны китайские лидеры проявляют сверхосторожность, и потому будут тщательно проверять, пробовать и приспосабливать любые изменения до того, как внедрить их в свою систему.
Центральным пунктом борьбы между США и Китаем по вопросам прав человека и демократии стало возвращение Гонконга под юрисдикцию Китая. Через Гонконг США могут оказывать экономическое давление на Китай. Если США не будут удовлетворены тем, как Китай управляет Гонконгом, они могут аннулировать специальные экспортные квоты и другие льготы, предоставленные Гонконгу. Судьба шести миллионов
