Акварельных красок белых не бывает, а вот карандаш был...
- О! - сказал папа. - Для ответственных работ! Приступим? И в левом верхнем углу распластанного рулона моим любимым фиолетовым цветом он написал крупную букву.
- Вот это буква 'а'! - торжественно провозгласил отец, подобно капитану корабля, открывшему новый материк. Тогда еще я не догадывался, что именно так оно и было...
- Это шалашик! - засмеялся я.
- Это первая, главная буква... Попробуй-ка крикнуть, например: 'Ш'...
Я попробовал, но, как я ни старался, сквозь мои зубы слышалось только жалкое шипение.
- Понял? - спросил отец. - А теперь крикни: 'А'!
Сначала я осторожно и неуверенно попробовал.
- Да не бойся, - подзадорил отец.
И я, набрав полную грудь воздуха, вольно и освобожденно заорал: 'А-а-а-а!' так, что задребезжали стекла, а с кухни прибежала перепуганная мама.
- Все в порядке, - обнимая, успокоил ее отец. - Просто Лешка на собственных голосовых связках проверяет азбуку... Понял теперь, как удобно было самому первому человеку эту букву произносить? Вот он так же, как ты сейчас, и орал в первобытных лесах или нападая на диких зверей: 'А-а-а-а!' Берегись, мол, это я иду! Я, человек!
И отец, который вообще хорошо рисовал, добавил к лиловой букве 'а' несколько штрихов. И вот на букве появилась треугольная шляпа, ниже - глаза и улыбающийся рот, перекладинку папа продлил и закончил круглыми кулачками, а на растопыренные палочки надел брюки и ботинки - носами в разные стороны...
- Теперь похоже на человечка?
- Теперь очень похоже... - с охотой согласился я.
- Вот видишь... Наши предки...
- Кто-кто? - не понял я.
- Ну, наши пра-пра-пра и еще дальше дедушки, древние люди, называли эту букву 'аз' и говорили: 'Аз есмь'...
- Это по какому же языку? - насупился я.
- По-древнерусски. Это просто значит: 'Я есть!'
Я почти ничего не понял, но мне было тем не менее приятно, что у меня есть папа, и первая буква, и что я тоже есть, то есть я, Лешка, дышу, хожу, ем, радуюсь, короче говоря, живу. Я есть!
И с тех пор, между прочим, я внутренне никак не мог принять ходячее школьное выражение: 'Я - последняя буква алфавита!' в том философском смысле, что надо, мол, быть скромным, не выпячивать себя и вообще, мол, я это самое последнее дело... Конечно, в жизни надо быть скромным, кто спорит, но все- таки, прежде всего, надо сознавать, что именно с тебя, как с личности, начинается Вселенная, мир, человечество, азбука. Да, именно 'я' 'аз' - первая, заглавная буква алфавита.
Аз есмь!
Но тогда, конечно, я еще так не думал...
Обычно на ночь мама читала мне детские книжки или рассказывала сказки. Но когда приезжал отец, ритуал менялся: перед сном я забирался на широкую родительскую постель, устраивался между ними и требовал от отца историй. Чего только он ни рассказывал!
Помню, в тот раз, примерно недели через две после начала нашего обучения, он описывал, как маленький мальчик решил уплыть в Америку и незаметно забрался в трюм корабля. Он, конечно, хотел вылезти, когда корабль будет в открытом море, далеко от берега, и сказать капитану: 'Вот он я!', а потом поработать юнгой или там помощником повара...
А трюм заставили ящиками, тюками, бочками, и мальчик никак не мог выйти. Он очень хотел есть и пить... Хорошо еще, у него оказался нож...
Только через несколько лет я догадался, что отец пересказывал мне по-своему майн-ридовского 'Морского волчонка', но я уже переживал за смелого маленького мореплавателя не так сильно, как в первый раз, в постели с прохладными металлическими шарами на спинке, прижимаясь к теплому и надежному боку отца.
- И вот он стал откалывать ножом дощечку от ящика: а вдруг там найдется что-нибудь съедобное? И еще - где взять воду? Как узнать, в какой бочке находится вода, а не ром, например, керосин или подсолнечное масло?
- Вот если бы на них было написано... - вздохнул я. - Как на вывесках в магазинах...
- А как бы ты прочел? Ты же не умеешь читать надписи?
Вдруг отец хлопнул себя ладонью по лбу, вскочил и, шлепая босыми ногами, в одном белье наклонился над нашим учебным полигоном, расстеленном по паркету. До сих пор так я и помню его: высокого, темноволосого, в нижней рубашке и кальсонах с тесемочками, азартно рисующим что-то, сидя на корточках.
Я уже упоминал, что отец прилично рисовал. И на этот раз он прибегнул к выразительному, наглядному рисунку. Почти во всю ширину нашего рулона он нарисовал схематически разрез корабельного трюма со шпангоутами и дощатой обшивкой. Слева он нарисовал ящики, стоящие пирамидой друг на друге, а справа - бочки и бочонки, с клепкой и обручами, как полагается. На самом большом ящике и на самой большой бочке он что-то написал - какие-то незнакомые мне слова, потому что я только постигал трудную науку чтения по складам. Кроме того, еще одно слово было написано на обломке доски, прибитом поперек трюма...
Но что это были за слова?!
- Вот представь себя на месте этого мальчика... - задумчиво сказал отец. - В жизни всякое может случиться... Вот здесь надписи. Буквы ты знаешь. Думай!
Но, так и не успев ничего подумать, я заснул. А ночью, конечно, мне снился темный трюм, набитый загадочными ящиками и пузатыми бочками, и мне отчетливо мерещилось, что я умираю от жажды и никак не могу проковырять дырочку в крепкой смоленой дощечке, а мою кроватку с боковыми сетками, чтобы я не вывалился, раскачивало, словно настоящее судно...
Утром, когда взрослые ушли на работу, я лег на пол, положил рядом - на всякий случай! - свое верное деревянное ружье и стал думать. Думать было очень трудно! Все три слова кончались одинаково - буквой 'а'. И еще там были буквы, все до одной знакомые: 'о', 'д', 'в', 'б' и 'е'. Например, 'а' и 'б'... Это те самые: 'а' и 'б' сидели на трубе... А другие что делали? 'Д' и 'а'... 'д' и 'а', соображал я. Выходит 'да'! Да-да-да! Да-да-да! А еще на ящике буква 'е'... 'Е' и 'д
Я повторял слово по слогам уже правильно, но смысл его существовал пока отдельно, ускользал от меня. Но почему эта надпись на ящике? Наконец...
- Е-да! Е-да!! Еда!!! - завопил я. - Получается 'еда'! Я не умру с голода! В ящиках - еда! После этого оставалось делом нескольких минут установить, что на бочке написано 'Во-да', а на обломке доски поперек трюма, как угроза - 'Бе-да!'
- Не беда! Я умею читать! - орал я, и приплясывал, и палил в честь своего открытия из пистонного ружья, и от этих победоносных салютов я чувствовал, что взрослею на глазах. И нечаянно, почти сами собой, слова, нарисованные отцом на рулоне обоев, слова, которые целый день я вертел на языке то так, то эдак, выстроились в стройную ритмическую цепочку:
Не беда, вот это да!
Здесь - еда, а там - вода!
То туда, а то сюда,
Остальное - ерунда!
Я декламировал эти стихи в полный голос, я распевал их на какую-то немыслимую мелодию, я маршировал под них, размахивая красным флажком, оставшимся после первомайской демонстрации.
Это было первое стихотворение, которое я сочинил в своей жизни, и нечего говорить, с какой гордостью я прочитал его вечером родителям!
Словно гром ударил с чистого неба: и было утро, и был день, и был вечер, и мне было пять лет, и я понял, что умею читать!
Дальше дело пошло быстро. Буквы становились увереннее, ровней и мельче, а знаменитые папины карандаши из древесины загадочного американского инсенс-кедра - короче... Короче говоря, когда мы с отцом от левого верхнего угла доползли до нижнего правого угла нашего рулона, я стал грамотным человеком...
