следовало как можно скорее начинать сеять среди них зерна Истины. Каждая новая жертва Черной Дамы означала, что ещё одна душа попала в лапы Властелина Зла.
Он начнет свои проповеди здесь — в Эль Акила и в Аль Хаба. Когда местные жители обретут спасение, он пошлет их нести слово Истины своим соседям. Сам же он начнет странствовать от племени к племени, от деревни к деревне по караванному пути своего отца. Если он к тому же найдет способ доставить им соль…
— А вот и мы, — объявила Мириам. В её голосе Мика услышал музыку, весьма необычную для столь юной особы.
— Снова суп, но теперь с кусочками лепешки, которые ты будешь размачивать. Садись. На сей раз ты поешь нормально. Только не спеши, а то заболеешь. И не переусердствуй.
— Ты, Мириам, очень добрая.
— Нет. Нассеф прав. Я — жалкое отродье.
— Творец все равно любит тебя.
Он говорил негромко и убедительно, не забывая при этом жевать. Мириам внимала ему, не скрывая восторга.
Свою первую проповедь он произнес в тени пальм, окружающих оазис рода аль Хабиб. В источнике осталось лишь немного грязи, да и та почти высохла и потрескалась. Он сравнил высохший оазис с умирающей верой в Творца.
Его слушали всего несколько человек. Он сидел перед ними как учитель перед школярами, неторопливо рассуждая и приводя убедительные аргументы в пользу истинной веры. Некоторые из слушателей были в четыре раза старше его. Они были поражены его познаниями и ясностью мысли.
Они ставили на пути мальчика ловушки, сооруженные из различных догматов веры, но юный Мессия разбивал все их аргументы с той же легкостью, с какой орды варваров разрушают стены небольших городов.
Оказывается, его обучили лучше, чем он сам мог подозревать.
Ему никого не удалось обратить в свою веру. Но он пока этого и не ждал. Проповеднику хотелось, чтобы они начали шептаться за его спиной, бессознательно создавая атмосферу, в который горячие проповеди смогут наставить некоторых слушателей на путь Истины.
Те, кто постарше, ушли с первой проповеди напуганными. Они уловили в его словах первые искры того пламени, которое может поглотить детей Хаммад-аль-Накира.
Через некоторое время Эль Мюрид пришел к Мустафе.
— Что произошло с караваном отца? — спросил он у вождя.
Мустафа был поражен — мальчик говорил с ним как с равным, а не так, как ребенок говорит с взрослым.
— Попал в засаду. Все погибли. Это был печальный час в истории Хаммад-аль-Накира. Увы, мне пришлось дожить до того дня, когда бандиты напали на караван с солью!
В словах Мустафы чувствовалась какая-то недосказанность, и глаза его бегали.
— Я слышал, что разгромленный караван нашли люди рода аль Хабиб. Мне говорили, что они преследовали бандитов.
— Да, это так. Бандиты пересекли Сахель и скрылись в западных землях, населенных неверными.
Мустафа начал нервничать, и Мика знал почему. Глава рода в целом был человеком честным. Он послал своих людей, чтобы отомстить по справедливости за семью аль Рами. Но каждый из Детей Хаммад-аль- Накира был немножечко разбойником.
— У тебя есть верблюд, который отзывается на кличку Большой Джамал. А ещё один откликается на кличку Кактус. Неужели клички животных случайно совпадают с кличками верблюдов моего отца? Неужели и клейма совпадают с тоже случайно?
Мустафа молчал почти минуту. На какой-то момент в его глазах даже вспыхнуло пламя гнева. Ни одному взрослому мужчине не нравится, когда от него требует ответа ребенок.
— Однако ты наблюдателен, сын аль Рами, — наконец произнес он. — Все верно. Эти животные принадлежали твоему отцу. Прослышав о том, что случилось, мы оседлали наших лучших скакунов и пустились по следу грабителей. Столь гнусное преступление не могло оставаться безнаказанным. Хотя твоя семья и не входила в род аль Хабиб, она принадлежала к Избранным. Вы были торговцами солью. А торговцев солью охраняют законы более древние, чем сама империя.
— Кроме того, ты мог захватить то, что они награбили.
— Да, я мог вернуть добычу, хотя твой отец не был богатым человеком. Все его состояние вряд ли могло покрыть наши потери в конях и людях.
Мика улыбнулся. Он понял стратегию, на основании которой Мустафа станет вести с ним торг.
— И вам удалось отомстить за гибель моей семьи?
— Для этого нам пришлось пересечь Сахель. Мы сумели захватить их чуть ли не у самых ворот укрепленного лагеря торговцев-язычников. Только двоим удалось скрыться за воротами. Мы вели себя благородно и не стали жечь их деревянные стены. Мы не стали убивать мужчин и забирать в рабство женщин. Мы встретились с их старшинами, которые, оказывается, давно знали твою семью. Мы представили им все доказательства. Они собрали совет, после которого отдали бандитов на нашу милость. Но мы милости не проявили. Бандиты умерли, и я не могу сказать, что их смерть была быстрой и легкой. Они умирали несколько дней в назидание тем, кто задумал нарушить законы более древние, чем сама пустыня. Стервятники, наверное, все ещё клюют их кости.
— За это я приношу тебе, Мустафа, свою благодарность. А как насчет моего наследства?
— Мы рассчитались со старшинами. Боюсь, что они нас надули. Ведь мы для них не более чем невежественные дьяволы пустыни. Но возможно, они вели себя честно. Ведь у нас были сабли, на которых ещё не успела высохнуть кровь бандитов.
— Сомневаюсь, что они обманули вас, Мустафа. Это не в их обычаях. И кроме того, они, как ты говоришь, вас боялись.
— Там оказалось немного золота и серебра. Верблюды их не интересовали.
— Каковы ваши потери?
— Один человек убит и мой сын Нассеф ранен. Ну и мальчишка! Жаль, что ты его не видел! Он дрался как лев! Моя гордость не знает границ. Не могу поверить в то, что мои чресла породили такого сына. Мой Нассеф — лев пустыни! Он станет могучим воином. Если сумеет пережить юношескую запальчивость. Он собственноручно убил трех из них. — Глава рода просто светился гордостью.
— А кони? Ты упоминал о конях.
— Мы потеряли трех. Самых лучших. Мы скакали быстро и без остановок. Кроме того, мы направили гонца к родичам твоего отца, чтобы известить их и чтобы они могли востребовать свою собственность. Посланник ещё не вернулся.
— Да, я знаю, путешествие у него длинное, очень длинное. Теперь все это добро — твое, Мустафа. Все полностью. Я попрошу у тебя лишь одну лошадь и немного монет, чтобы начать свою священную миссию.
Мустафа был безмерно удивлен.
— Мика… — начал он.
— Отныне я Эль Мюрид. Мика аль Рами больше не существует. Это был мальчик, который умер в пустыне. Я вернулся из огненного горна как Ученик.
— Ты ведь шутишь. Разве не так?
Эль Мюрид был изумлен тем, что у кого-то могут быть сомнения.
— Именем твоего отца, который был моим другом, — продолжал Мустафа, — заклинаю, выслушай меня. Не вступай на этот путь. Он может оказаться путем слез и горя. И не только для тебя — для всех.
— Но я должен, Мустафа. Мне повелел это сам Бог.
— Я мог бы удержать тебя силой, но не стану делать этого. И да простит меня дух твоего отца. Я подберу тебе лошадь.
— Белую, если такая у тебя есть.
— Да, есть одна.
На следующее утро Эль Мюрид снова учил под пальмами. Он страстно говорил о едва сдерживаемом
