Глен Кук
Огонь в его ладонях
Глава 1
Сотворение мессии
Караван плелся по каменистому руслу пересохшей реки, петляя среди холмов. Верблюды уныло вышагивали своей нелепой походкой, отмеряя очередные мили жизненного пути. Караван двигался из последних сил — двенадцать усталых верблюдов и шесть усталых людей.
За ними наблюдали и их поджидали — девять. Еще немного — и конец пути. А после отдыха в Эль Акила они снова отправятся в дорогу, чтобы привезти соли.
Сейчас же верблюды несли на себе сладкие финики, изумруды из Джебал-аль-Алаф-Дхулкварнеги и имперские реликвии, столь обожаемые торговцами Хэлин-Деймиеля. Торговцы в обмен дадут соль, что добывают из дальних западных морей.
Караван вел немолодой купец по имени Сиди аль Рами — глава семейного предприятия. Его компаньонами были братья, кузены и сыновья. Самому младшему — всего двенадцать, и это его первое путешествие. Мальчика звали Мика.
Наблюдателям было совершенно безразлично, что это за караван.
Их вожак распределил жертвы между своими людьми, изнывающими от испепеляющей жары. Солнце обрушивало на них всю ярость своих палящих лучей. Это был самый жаркий день самого жаркого лета за всю историю.
Верблюды вступили в теснину, где караван поджидала смертельная ловушка.
Бандиты, воя словно шакалы, выскочили из-за скал.
Мика с разбитой головой рухнул одним из первых. От удара в ушах зазвенело и он потерял сознание, не успев понять, что произошло.
Где бы ни проходил караван, люди везде неустанно повторяли, что это лето — лето зла. Никогда ещё солнце не было таким палящим, никогда ещё оазисы не пересыхали так сильно.
Это лето бесспорно было летом зла, коль скоро бандиты пали так низко, что принялись грабить караваны с солью. Древние законы и обычаи охраняли эти караваны даже от сборщиков налогов — хищных разбойников, действующих от имени королей.
Сознание вернулось к Мике через несколько часов, и он пожалел, что не умер. Боль казалась невыносимой, но он был ребенком Хаммад-аль-Накира, а Дети Пустыни Смерти прошли закалку в адском пламени.
Желание смерти возникло у него лишь из-за полного отсутствия сил.
Он даже не мог отпугнуть стервятников. Он был слишком слаб для этого. Он сидел и плакал, глядя на то, как хищные птицы и шакалы рвут мертвую плоть его родных, то и дело устраивая грызню из-за лакомых кусочков.
Девять человек и один верблюд уже погибли, да и у мальчишки дела совсем плохи: в глазах двоится, в ушах звенит. Иногда он вроде бы слышал голоса. Не обращая ни на что внимания, он упрямо полз туда, где должна быть Эль Акила, — крошечное изнуряющее путешествие на расстояние сто ярдов.
Он медленно умирал.
Когда он пришел в себя в пятый или в шестой раз, то обнаружил, что находится в тесной пещере, вонючей, как лисья нора. Боль пронзала от виска до виска. Он страдал головными болями всю жизнь, но такой безжалостной и неотступной боли ему ещё испытывать не доводилось. Он застонал, и стон этот был похож на жалобный писк.
— А… Ты проснулся. Хорошо. Выпей-ка вот это.
Из сумрака возникло нечто, похожее на крошечного древнего сгорбленного старца, и морщинистая рука поднесла к губам мальчика жестяную кружку, на дне которой плескалась какая-то темная жидкость с резким запахом.
Мика опустошил кружку и снова впал в беспамятство.
Сквозь сон до него все же доносились голоса, беспрерывно бубнившие о вере, о Боге и высшем предназначении детей Хаммад-аль-Накира.
Ангел заботился о мальчике много недель и все это время внушал ему мысль о джихаде. Иногда, в безлунные ночи, он сажал Мику к себе в седло крылатого коня и показывал ему огромный мир: Аргон, Итаскию, Хэлин-Деймиель, павший Гог-Алан, Дунно-Скуттари, Некремнос, Тройес, Фрейленд, Хаммад-аль- Накир, Малые Королевства и многое, многое другое. Ангел не уставал повторять ему, что все эти земли вновь должны преклонить колени перед Богом так, как они делали это во времена империи. Бог, вечный Бог терпелив. Бог справедлив. Бог понимает все, но он огорчен тем, что Избранные от него отвернулись и перестали нести Истину другим народам.
На вопросы Ангел не отвечал. Он лишь беспрестанно бранил Детей Хаммад-аль-Накира за то, что те позволили ставленникам Темного Существа подавить их волю к служению Истине.
За четыре века до рождения Мики аль Рами в мире существовал город Ильказар, который сумел подчинить себе все западные земли. Но его жестокие правители, зачастую ведомые силами колдовства, беспокоились лишь о своем благе.
Чародеи Ильказара не могли забыть о древнем пророчестве, которое предрекало, что империю погубит женщина, и эти мрачные некроманты безжалостно преследовали всех мало-мальски влиятельных женщин.
Во время правления последнего Императора по имени Вилис была сожжена женщина, которую звали Смирена.
После неё остался сын. Безусловно, весьма досадное упущение.
Этот сын эмигрировал в Шинсан и прошел там весь курс магических наук. Учителями его были тервола и принцы-маги Империи Ужаса. А затем он, одержимый жаждой мести, вернулся в Ильказар.
К этому времени он стал могущественным чародеем и смог собрать под свои знамена всех врагов империи. Война эта была самой жестокой войной на памяти человечества — ведь чародеи Ильказара также славились своим могуществом, а военачальники и солдаты империи были стойкими и закаленными бойцами. Магические силы, погружая мир в бесконечную ночь, пожирали целые народы.
В ту пору сердце империи отличалось богатством и плодородием своих земель. Война оставила вместо тучных пастбищ и зеленых посевов выжженную каменистую равнину. Долины великих рек превратились в безводные пространства, захваченные мертвыми песками. И вся земля получила новое имя — Хаммад-аль- Накир, Пустыня Смерти. Потомки королей стали теперь главарями оборванных бандитов, то и дело учинявших кровавую резню из-за какого-нибудь полузасыпанного глиной колодца, выдаваемого за оазис.
Одно из таких семейств, а именно Квесани, установив номинальный суверенитет над пустыней, сумело добиться некоторого подобия нелегкого и часто нарушаемого мира. Немного усмиренные племена начали создавать небольшие поселения и восстанавливать древние святыни.
Они были весьма религиозные создания — эти Дети Хаммад-аль-Накира. Только вера в то, что путь их определен Богом, позволяла им выносить тяготы жизни в пустыне и нападения своих более диких сородичей. Они не отступали перед трудностями только потому, что верили — Бог смилостивится и возвратит им достойное место среди остальных народов.
Но вера их предков была верой оседлых народов — земледельцев и горожан. Иерархи Церкви не успевали шагать в ногу со временем. Менялись поколения, а Бог не становился более милостивым. Простые люди все больше отдалялись от служителей Церкви, которые так и не смогли преодолеть косность сложившейся традиции и не сумели приспособить догмы к изменившимся обстоятельствам — и к изменившимся народам. Став кочевниками, люди сменили систему ценностей и стали все взвешивать на весах — на весах жизни и смерти.
Это лето оказалось самым трудным — если не считать первого лета после Падения. Осень тоже не сулила облегчения. Оазисы пересыхали. И Корона и клир теряли власть. Страна постепенно погружалась в хаос: бандитские набеги случались все чаще. И молодые служители Церкви все больше расходились со старцами в толковании смысла засухи. Необузданный гнев неудержимо шествовал по голым холмам и дюнам. Отовсюду выглядывало недовольство.
Земля прислушивалась к каждому дуновению свежего ветерка. И вот один старик услышал какой-то
