восхищен тем вызовом, который этот юноша бросил вековым традициям. Мегелин Радетик высоко ценил всех, кто осмеливался дать оплеуху служителям любого старого культа.
— Мальчики! Слезайте со стены. Отправляйтесь к своим отцам. Или вы хотите, чтобы вас высекли?
Таково было наказание за лицезрение лица женщины. Ученики разбежались.
Разбежались все, кроме Гаруна.
— Это и есть Эль Мюрид? — спросил мальчик. — Тот, кого отец называет Маленький Дьявол?
— Он самый, — кивнул Радетик.
Гарун бросился следом за своими братьями и кузенами.
— Али! — кричал он. — Постой! Ты помнишь, как Сабах приезжал в Эль Асвад?
Мегелин всем своим существом чувствовал приближение несчастья. Сейчас он припомнил, что скверно начавшиеся переговоры с Сабах-и-Хасаном привели в конечном итоге к большой крови. Учитель бросился следом за учениками.
Он уже предупреждал Юсифа. Радетик составлял гороскоп за гороскопом и каждый новый был ещё мрачнее предыдущего. Но Юсиф категорически отрицал любой научный подход к своей жизни.
Всем детям Хаммад-аль-Накира была присуща какая-то невинная природная жестокость, и на их языке, например, было невозможно выразить такое понятие, как «милосердие к врагам».
Гарун оглянулся и, увидев, что Радетик смотрит на него, чуть было не остановился. Но желание произвести впечатление на братьев возобладало над здравым смыслом. Он схватил примитивный набор принадлежностей шагана и выбежал вслед за остальными на улицу.
Радетик последовал за своими учениками. Он не мог предотвратить их выходку, но зато у него появилась возможность сорвать завесу тайны, окружающую причину провала переговоров с Сабах-и- Хасаном.
Примитивность этих причин оказалась просто пугающей.
Шаган это не только колдун, но и фокусник. Гарун целыми днями упражнялся, развивая ловкость рук, которая могла бы пригодиться ему в будущем и вызвать восхищение окружающих. Среди его принадлежностей была трубочка, которую он мог легко спрятать в кулаке и, притворившись кашляющим, дунуть огненной таблеткой в костер или острой стрелкой в ничего не подозревающего врага.
На сей раз Гарун выбрал стрелку, вонзив её в круп белой лошади.
Кобыла, заржав, взбрыкнула, и Эль Мюрид выпал из седла к ногам Гаруна. Проповедник и мальчик встретились взглядами. Эль Мюрид ничего не понимал. Он попытался подняться, но тут же снова упал. Носитель Истины сломал лодыжку.
Родные и двоюродные братья Гаруна принялись издеваться над упавшим юношей.
Какой-то сообразительный монах заорал:
— Божественное знамение! Все лжепророки неизбежно рушатся!
Толпа подхватила этот вопль. Некоторые ждали лишь подходящего момента, чтобы начать поношение Эль Мюрида. Сторонники Пророка встали на защиту своего кумира. Кое-где завязались потасовки.
Гарун и Эль Мюрид продолжали смотреть друг на друга, как бы вглядываясь в будущее и словно видя его в мрачном свете.
Нассеф заметил духовую трубку. Его сабля со звоном вылетела из ножен и острие клинка рассекло правое надбровье Гаруна, всего лишь дюймом выше глаза. Мальчик не погиб лишь благодаря решительным действиям Радетика.
Сторонники короля взревели от ярости. Заблестели клинки.
— Начинается побоище. Сюда, маленький глупец! — С этими словами он рванул упавшего Гаруна за руку, кинул мальчишку себе на плечо и заспешил к шатру работодателя. Во время Дишархуна все — как паломники, так и местные жители — должны были всю неделю жить в палатках.
Навстречу им выбежал Фуад. До него уже домчались слухи об убийстве, и он был в ярости. Гигант с репутацией необузданного дикаря являл собой внушающее страх зрелище. В руке он сжимал свой боевой меч — такой большой, что им наверное можно было снести голову быка единым ударом.
— Что случилось, учитель? С ним все в порядке?
— В основном напуган. Я должен поговорить с Юсифом.
Радетик изо всех сил старался не показать рану мальчишки, зная, что своей необузданной яростью Фуад значительно превосходит среднего легковозбудимого туземца.
— Он ждет.
— Чтобы поговорить с ним, мне каждый раз приходится ждать, когда один из его детей покалечится.
Фуад одарил его кислым взглядом.
Крики и сабельный звон вокруг Эль Мюрида становились все громче. В период Дишархуна всякие свары категорически запрещались, но Дети Хаммад-аль-Накира были не из тех, кто позволяет каким-то там законам ограничивать свои эмоции.
На месте схватки появились всадники с черными круглыми щитами, на которых были изображены красные орлы — символы Королевского дома.
Радетик заторопился в жилище валига.
— Что случилось? — спросил Юсиф, убедившись, что рана сына опасности не представляет. Приказав всем своим обычным прихлебателям выйти, он сказал:
— Гарун, говори первым!
Мальчик был слишком напуган, чтобы уклоняться от истины.
— Я… Я использовал духовую трубку. Попал в его лошадь. Я не думал, что он упадет и повредится.
— Мегелин?
— Суть такова. Мы имеем дело с шуткой очень дурного вкуса. Думаю, что виной всему пример, какой подают детям взрослые. Впрочем, мне и раньше приходилось слышать кое-что о Сабах-и-Хасане.
— При чем здесь он?
— Я полагаю, что тогда был использован тот же трюк. Ваши дети, для вашего сведения, просто более примитивны и прямолинейны, чем вы.
— Гарун? Это правда?
— Что?
— Ты так же поступил и с Сабах-и-Хасаном?
Радетик слегка улыбнулся, заметив, как мальчишка борется с ложью, пытающейся вырваться из его уст.
— Да, отец, — наконец выдавил он.
В шатер вернулся Фуад.
— Учитель?
— Да, валиг.
— Как они оказались на улице? Разве они не должны были быть на занятиях?
— Брось, Юсиф, — вмешался Фуад. — Не говори мне, что ты постарел настолько, что не помнишь времена, когда сам был мальчишкой. (Валигу было сорок один.) Это же Дишархун. На женщине не оказалось покрывала. Неужели ты полагаешь, что учитель способен творить чудеса?
Радетик был поражен. Фуад неоднократно давал ему понять, что учитель, который не обучает владению оружием, — существо абсолютно никчемное. Вождю воинов никакого образования не требуется. А что касается писцов и счетоводов, то их всегда можно захватить в рабство.
Кроме того, Фуад не любил Радетика как личность.
Почему он вдруг стал таким добродушным? Это внушало беспокойство.
— Гарун.
Мальчик неохотно приблизился к отцу. Наказание он воспринял без слез, но и без раскаяния.
Юсиф был сердит. Он никогда не наказывал детей перед чужаками. И все же… Радетику показалось, что его работодатель не так уж и недоволен.
— Теперь отправляйся к своим братьям и скажи им, чтобы они держались подальше от всяких неприятностей.
Мальчик убежал, а Юсиф, обращаясь к брату, произнес:
— Отчаянный маленький негодяй…
