У нее имелась старинная привычка сурово обращаться с жрецами, которые ее разочаровали. У этой привычки имелись семейные корни. Поколение назад ее сестричка вырезала сотни жрецов в одной- единственной бойне. Однако показательное отношение обеих сестер к духовенству так и не убедило уцелевших, что им следует отказаться от неистребимой привычки плести всевозможные заговоры. Они оказались упрямцами. И вполне вероятно, что жрецы в Таглиосе закончатся быстрее, чем заговоры.
На плечо Душелова спрыгнула ворона. Она протянула ей какое-то лакомство затянутой в перчатку рукой.
- Ты уже приняла решение? Касающееся моих коллег. - Могаба по очереди кивнул на обоих Сингхов. Он слегка ревновал каждого из них и уважал за способности. Время и постоянные неудачи успели сгладить острые грани его некогда мощной самоуверенности.
- Эти господа уже были здесь по другому делу, когда стали известны новости из перелеска.
Могаба еле заметно прищурился. Значит, его в это дело посвящать не собирались? Но он ошибся.
- Сегодня серые обнаружили на стенах несколько лозунгов, - сообщила Душелов, на сей раз каркающим голосом старухи. Ворона на ее плече тоже каркнула. Где-то на улице к ней присоединились другие.
- Обычное дело, - отозвался Могаба. - Любой идиот с кистью, банкой краски и умением связать пять букв в слово, похоже, считает своей обязанностью высказаться, если находит чистый кусок стены.
- То были лозунги из прошлого, - произнесла Протектор голосом, который использовала в тех случаях, когда сосредоточивалась исключительно на деле. Мужским. Голосом, который казался Могабе его собственным. - На трех было написано 'Раджахарма', - Как я слышал, культ бходи тоже возрождается.
- А два других гласили: 'Воды спят'. А это уже не бходи. И не надпись, случайно не замеченная на стене четыре года.
По телу Могабы пробежала дрожь - смесь страха и возбуждения. Он посмотрел на Протектора.
- Я хочу знать, кто их пишет, - потребовала она. - И еще хочу знать, почему они решили написать их именно сейчас.
Могабе показалось, что оба Сингха выглядят осторожно довольными, словно радуются тому, что им предстоит искать реальных врагов, а не просто раздражать людей, которые, если их не трогать, останутся безразличными к дворцовым интригам.
Роковой перелесок находился за пределами города. А всем, что располагалось за городскими стенами, полагалось заниматься Могабе.
- Желаешь ли ты, чтобы я предпринял против Обманников какую-либо конкретную акцию? - спросил он.
Душелов улыбнулась. А когда она улыбалась этой особой своей улыбкой, становилась заметна каждая минута из прожитых ею столетий.
- Ничего. Совсем ничего. Они уже разбежались. Я тебе скажу, когда нужно будет действовать. Тогда, когда они не будут к этому готовы. - Этот голос позвучал холодно, но дополнялся ее зловещей улыбкой. Могаба задумался над тем, известно ли Сингху, насколько редко Протектор показывается кому-либо без маски. Это означало, что она намерена вовлечь их в свои схемы настолько глубоко, что им уже не отмазаться от такого содействия.
Могаба кивнул, как полагалось верному слуге. Для Протектора все это было игрой. Или, возможно, несколькими играми. Быть может, лишь превращая все в игру, и возможно выжить духовно в мире, где все остальное столь эфемерно.
- И еще мне нужна твоя помощь в ловле крыс. Падали стало слишком мало. И мои детки голодают.
Душелов снова протянула вороне кусочек лакомства. Этот подозрительно напоминал человеческий глаз.
9. Воронье Гнездо. Инвалид
- Я все еще жив?
Спрашивать не было нужды. Я жив. Мертвецам больно не бывает. А у меня болел каждый квадратный дюйм тела.
- Не шевелись, - услышал я голос Тобо. - Или пожалеешь, что шевельнулся.
Я уже жалел о том, что приходится дышать.
- Ожоги?
- Множество. И еще масса ушибов.
- Ты выглядишь так, словно тебя избили сорокафунтовой дубиной, а то, что осталось, медленно поджарили на вертеле, - произнес голос Мургена.
- А я думал, что ты в Хань-Фи.
- Мы вернулись.
- Мы продержали тебя без сознания четыре дня, - добавил Тобо.
- Как Госпожа?
- Она в другой постели. И в гораздо лучшем состоянии, чем ты, - сообщил Мурген.
- А как же иначе? Я ведь не стрелял в нее. Ну, что молчишь? Язык проглотил?
- Она спит.
- А как Одноглазый?
- Одноглазый не выжил, Костоправ, - еле слышно проговорил Тобо.
- Что с тобой? - спросил Мурген после паузы.
- Он был последним.
- Последним? Каким последним?
- Последним из тех, кто был в Отряде, когда я в него вступил. - Вот теперь я стал настоящим Стариком. - Что стало с его копьем? Оно мне нужно, чтобы покончить со всем этим.
- Какое копье? - не понял Мурген. Тобо сообразил, о чем я спрашиваю.
- Я сохранил его у себя дома.
- Огонь его повредил?
- Немного. А что?
- А то, что я собираюсь убить эту тварь. Нам давно следовало это сделать. А ты не своди глаз с того копья. Оно мне нужно. А сейчас я хочу еще немного поспать.
Мне надо уйти туда, где хотя бы на время не будет боли. Да, я знал, что Одноглазый когда-нибудь нас покинет. И думал, что готов к этому. Но ошибся.
Его кончина означала гораздо больше, чем смерть старого друга. Она обозначила конец эпохи.
Тобо сказал что-то о копье. Но я не разобрал его слов. И мрак навалился быстрее, чем я вспомнил спросить о том, что стало с форвалакой. Если Госпожа поймала или убила ее, то я напрягался напрасно... Но я сомневался, что с ней удастся покончить настолько просто.
***
Мне снились сны. Я вспомнил всех, кто ушел до меня. Вспомнил страны и годы. Страны холодные, жаркие, зловещие, а годы всегда были напряженными, разбухшими от несчастий, боли и страха. Кто-то умирал. Кто-то выживал. Если задуматься, то все это не имело смысла. Солдаты живут. И гадают - для чего?
О, эта солдатская жизнь для меня. О, сколько приключений и славы!
На выздоровление ушло гораздо больше времени, чем в тот раз, когда я едва не погиб под Деджагором. Даже несмотря на то, что Тобо помогал мне наилучшими целительными чарами, выученными у Одноглазого, и уговорил своих скрытных дружков тоже мне помочь. Говорят, некоторые из них способны вернуть к жизни даже покойника. А я ощущал себя покойником, старой развалиной, словно и не насладился преимуществом стасиса, заморозившего нас, пока мы были пленниками под равниной. Теперь это меня сильно смущает. Я больше не могу определить свой возраст. По моим лучшим оценкам, мне сейчас пятьдесят шесть (плюс или минус год-другой) плюс то время, что я провел под землей. А пятьдесят шесть лет, братец, это чертовски долгий забег - особенно для парня с моей профессией. И мне следует ценить каждую оставшуюся секунду, даже самую жалкую и полную боли.
Солдаты живут. И гадают - для чего?
10. Воронье Гнездо. Выздоровление
Прошло два месяца. Я ощущал себя постаревшим на десять лет, но все же встал с одра и начал ходить - примерно как зомби. Меня и в самом деле поджарила едва ли не до хрустящей корочки струя почти чистого спирта, вырвавшаяся из дыры, пробитой огненным шаром Госпожи. Все вновь и вновь повторяют, что боги меня очень любят, потому что с такими ожогами не выживают. И что не окажись я в тот момент в удачном положении, когда форвалака находилась именно там, куда ударила пылающая струя, то от меня осталась бы лишь кучка костей.
И я не до конца убежден, что подобное не стало бы лучшим исходом.
