– Правильно, как в той аварии. Вернон, здесь у вас это не получится. Меня труднее обмануть, чем того молодого патрульного.
– Невежество. Вот в чем моя беда.
– Разумеется, трудно учиться, если вы всю жизнь проводите в своей машине. Этот ваш «линкольн» подобен большому яйцу. И честно говоря, мне кажется вы не хотите вылупиться.
– Мне было там более лучше, пока вас не встретил.
– Вы неправильно образуете степени сравнения. Вы не можете вообразить, как меня раздражает неправильная речь. Я действительно хотела воспитать вас и познакомить немного со своим миром, но теперь у меня просто опустились руки.
– Но ведь еще можно попробовать, а?
– Нет, – отрезала Аврора, решив развеять все его надежды без остатка. – Поезжайте в свою Альберту, куда вы собирались с самого начала. Я уверена, там вам будет уютнее.
– У вас бы получилось играть в покер, – попытался улыбнуться Вернон. – Трудно сказать, когда вы блефуете.
– Чепуха. Леди никогда не блефуют. Можно передумать, а это совсем другое.
– Да, правильно говорят. От любви одни неприятности.
– Замолчите. Это я заставила вас в меня влюбиться, если это чувство так называется. Это был мой каприз, а сами вы вовсе ничего не предпринимали.
Она почувствовала, что уже ни о чем не хочет говорить. Ей очень бы хотелось, чтобы вернулся Тревор: если бы он пришел, то обнял бы ее, а сейчас ей больше всего хотелось, чтобы ее обняли. Она простила бы что угодно за хорошие объятия. Она с тоской посмотрела на Вернона, но он не понял этого взгляда. То, что она чувствовала, было для него слишком сложно.
Хотя он не был начисто лишен интуиции. Он сознавал, что ей чего-то не хватает и поэтому осторожно взял ее чашку, налил еще чая.
– Вот пожалуйста, – сказал он, начиная отступать к своей стороне стола.
Аврора зацепила стул ногой и пододвинула его на свою сторону.
– Мне кажется, вы, по крайней мере, можете сесть рядом со мной, а не напротив?
Вернон неуверенно присел, повернувшись к ней в профиль. Его профиль был только парой выпуклостей, и когда Аврора стала рассматривать его, к ней вернулось хорошее настроение. Насытившись этим зрелищем, она раза два подвинула его стул ногой, развернув его более или менее прямо перед собой.
– Ну вот, теперь мы пьем чай, Вернон, – ласково сказала она.
– Вы сидите на той же стороне, что и я, и повернулись ко мне почти лицом. Я вижу ваши глаза, а не подбородок и кончик носа, и вы достаточно близко от меня, так что, если я на вас рассержусь и захочу вас ударить, то легко дотянусь. Это соответствует процедуре, принятой в цивилизованном обществе.
Вернон был в замешательстве. Аврора ему улыбалась, что совершенно не соответствовало тем ужасным вещам, которые она только что сказала. Она вновь засветилась весельем и, казалось, простила ему все его проступки, но он чувствовал, что в любой момент может опять провиниться. Он ерзал на стуле, постукивал пальцами по своим коленям, очень надеясь, что ему удастся избежать новых прегрешений. Обычно, если рядом с ним случалось оказаться женщине, то это была официантка, от которой его отделяла стойка бара, но между ним и Авророй не было ни стойки, ни прилавка.
– Что вы все нервничаете? – сказала она. – Перестаньте стучать пальцами.
Вообще-то эти его подергивания напомнили ей о первом низеньком мужчине в ее жизни – это был миниатюрный декан из Гарварда, ставший ее первым любовником, воспоминания о котором оставались у нее удивительно свежими. Его звали Файфут, он был такой маленький и безобразный, этот декан Файфут, такой энергичный, боевой и знающий, постоянно всеми возможными способами компенсируя недостаток роста, что ни стеснительности, ни девственности Авроры не оставалось никаких шансов устоять, она лишилась их одновременно, и с тех пор, как ей казалось, ей не удалось вернуть даже стеснительности. Если в Треворе ее действительно что-то не устраивало, так это его мягкотелость и лень, высокий рост и самоуверенность, а также то несчастное обстоятельство, что ему случилось прийти в ее жизнь после мужчины с гигантской энергией и честолюбием и маленьким телом. Тревор и вообразить не мог ту жажду, которой пылал маленький декан. Она и сама вновь встретила нечто подобное только однажды, в Альберто, в тот короткий срок, когда он находился на гребне своей карьеры в опере. Поэтому Тревор никогда не имел бы шанса залучить ее в путешествия по морям, если бы декан Файфут внезапно не женился на богатой непривлекательной особе. Аврора не могла припомнить, чтобы ее сердце было разбито, так как у него никогда не находилось времени полностью сфокусироваться, но в течение нескольких последующих лет она чувствовала, что в каком-то отношении ее жизнь пошла на спад. И теперь вновь появился мужчина маленького роста, прямо у нее на кухне, вот он гремит чашкой и блюдечком, стоит, по его собственному признанию, шесть миллионов долларов, горит энергией; стремление компенсировать малый рост из него так и лезет; и при этом он начисто лишен находчивости.
– Такова уж моя участь, – заметила она.
– Какая?
– Вы, – сказала она. – Мне нужен мужчина, знающий жизнь, а достается знаток нефтяных месторождений.
Вернон был обескуражен.
– По-моему, вы очень невезучий человек, – продолжала Аврора. – Пятьдесят лет ждете, чтобы впервые влюбиться, и выбираете меня. Я невыносимо вредная, как вы уже поняли. Только многолетний опыт позволяет мужчине иметь дело со мной. И вам хватает нахальства предстать передо мной без тени опыта, как раз в то время, когда я нуждаюсь в большой любви и искусном обращении. Короче говоря, вы неудачник.
Она с удовольствием откинулась на спинку стула, наблюдая, как он переваривает такую речь.
