– Ваша подружка? – спросил один из пережидавших дождь.
– Не совсем, – ответил Ник. – Мой водитель.
Мужчина хохотнул.
– Вот, значит, как они теперь называются? Похоже, «личные секретарши» уже вышли из моды.
Ник усмехнулся. Что толку доказывать кому-то, что Эва слишком независима, чтобы быть чьей-то любовницей!..
Но вот она перестала кружиться и теперь просто стояла и смотрела на него. Он покачал головой. Неужели она действительно ожидала, что он выйдет под дождь ловить ее? Он увидел, как она вытянула руку и поманила его пальцем. Сердясь на себя и на нее за свое смешное положение и не в силах придумать ничего другого, он шагнул под ночной ливень. В ту же секунду Эва повернулась к нему спиной и снова побежала вперед.
Бормоча про себя короткие, но выразительные англосаксонские ругательства, он понесся за ней, твердо решив, что на этот раз она не уйдет.
Через несколько ярдов он догнал ее и схватил за запястье. Она круто повернулась к нему, запыхавшись и продолжая смеяться. Яркое копье молнии прочертило небо, и Эва сжалась и уткнулась ему в плечо. Но при этом не перестала смеяться.
– Черт побери, что за игру вы затеяли? – сердито спросил он, стараясь перекричать громовую канонаду.
Она сверкнула белозубой улыбкой, видной даже в темноте.
– Я просто веселюсь, Ник. – В ее голосе звучало радостное возбуждение. – Ведь вы умеете веселиться, не правда ли;
– Хотите знать, что я называю весельем? – Его голос прозвучал так резко, что им можно было бы гравировать стекло. Он потянул ее к ближайшему укрытию, которым оказался навес безлюдной автобусной остановки, и втолкнул внутрь, крепко держа за плечи. – Вот что я называю весельем, Эва. – Он рывком повернул ее к себе.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Ника поразил сначала холод ее влажных губ, а потом почти мгновенно сменившая его теплота. Он услышал, как она вздохнула, теснее прижимаясь к нему, и почувствовал, как все ее тело вдруг стало податливым и налилось мягким, женственным теплом. Потом он ощутил на себе ее руки: одну она положила на прилипшую к груди рубашку, а другой ухватилась за рукав выше локтя. Вот чего он ждал почти целый год и наконец дождался: прикоснуться к Эве Джеймс и чтобы она тоже к нему прикоснулась.
Желание прокатывалось по его телу жаркими волнами, пока длился этот бесконечный поцелуй, который выпевал ноты желания с волнующей убедительностью долгого и медленного джазового соло на саксофоне.
Один поцелуй перешел в другой, питаемый нарастающей страстью. Ее рот был мягким и подвижным, он исследовал форму губ, попробовал их упругость и наконец втянул в себя нижнюю губу. В ее поцелуе не было никакой нерешительности, никакого колебания, которое порой окрашивает первую встречу. Казалось, она точно знает, чего хочет, и хочет именно его. Когда его язык проник к ней в рот, она тут же тронула его своим, и ток чистого вожделения пронзил Ника до самого низа живота.
Он еще крепче прижал ее к себе, вдавившись бедрами в мягкие изгибы женского тела. Приспособившись к движению ее губ, он отдался дивному восторгу, о котором мечтал почти целый год, – целовать ее всласть, до бесконечности. У него было такое ощущение, словно он держит в объятиях обжигающий огонь, от которого твердый и холодный ком у него внутри начинает плавиться и таять.
Эва вздохнула и теснее прижалась к нему, по-женски тихо постанывая от удовольствия, в то время как его руки продолжали исследовать ее тело. Еще какой-то час назад она уже совсем было отказалась от надежды провести этот вечер с ним. Смирившись, она отрешенно смотрела, как он обедает, и мечтала хотя бы услышать его голос или встретиться с ним взглядом. А сейчас его теплые губы прижимались к ее губам, и ей становилось ясно, что, даже не прибегая к своему острому уму и властному голосу, он остается мастером в искусстве убеждать. Силой своего желания он заставлял ее таять, лишал и дыхания, и какой бы то ни было способности к сопротивлению. Она улыбнулась при мысли, что еще никто и никогда не целовал ее так властно или так возбуждающе. Ее улыбка открыла путь для его языка. Она была права. Внутри, подо льдом, бурлила жаркая страсть мужчины, состоящего из плоти и крови.
Когда его рука нащупала ее грудь сквозь слои мокрого шелка, она почувствовала, как уже сжавшийся сосок твердеет у него под пальцами. Она никогда еще не находилась в такой близости от Ника. Хотя он целовал ее уже дважды, она не осмеливалась прикоснуться к нему ни разу. Теперь же не хотела терять ни единого мгновения.
Вытащив мокрую рубашку из-под пояса брюк, она провела руками по твердому рельефу его спины, любовно помассировав ее. Несмотря на дождь, кожа была горячей и гладкой.
Ник больше не слышал дождя, не видел вспышек молнии, не ощущал басовитых раскатов грома. В мире была только Эва – милая, милая Эва, – и она разжигала пожар в его теле своей любовной игрой. Удары собственного сердца громом отдавались у него в ушах. Его плоть содрогалась и пылала в ответ на ее ласки и вкус губ. Он был настолько распален и готов, что, когда она легонько провела пальцами по выпуклости его брюк, ему показалось, что он может взорваться от одного прикосновения.
– Подожди. Подожди, – проговорил он, задыхаясь, и поцеловал ее в лоб. Немного отстранившись, он покачал головой и засмеялся, удивленный тем, что потерял контроль над собой. – Надо найти более подходящее место.
Эва взглянула на него снизу вверх, ее глаза были огромны от переполнявшего желания.
– Я думала: когда ты наконец заметишь, что место неподходящее?
Он улыбнулся ей во весь рот.
– А если бы не заметил?
– Тогда бы пришлось пойти на риск. Нас могли арестовать за неприличное поведение в общественном месте.
