– Да. Я увидел свет у тебя под дверью. Хотел узнать, все ли с тобой в порядке.
– Все нормально. Просто не спится. Ник усмехнулся.
– Мне тоже. Интересно почему.
– Может, от шоколадного мороженого? В нем столько кофеина…
– Может быть. – Он секунду помолчал. – Эва, сегодня ты спросила, ради чего я хочу жить. Это чертовски непростой вопрос.
– Знаю. – В ее голосе ощущалась легкая смешинка. – Он стоит в одном ряду с другими такими же. Зачем я родился? В чем смысл жизни? И тому подобное.
– Вот именно. Но почему тебя интересует мой ответ на него?
– Мы ведь друзья, верно?
– Верно. И все же? Есть люди, которых я знаю всю жизнь, но мне никогда бы не пришло в голову задать им такой вопрос.
Он почти слышал – или, скорее, видел, – как крутятся колесики у нее в голове.
– Возможно, я потому спросила, Ник, что мне показалось, будто тебе стоит подумать над ответом в большей степени, чем другим.
– Почему тебе так показалось?
– Ты один. Абсолютно один. Если бы ты был счастлив в этом состоянии, то мне бы и в голову не пришло спрашивать.
– Значит, ты считаешь, что я несчастен?
– А разве не так? Ник напрягся.
– Почему это может представлять интерес для тебя?
– Ты прав. Наверное, это не мое дело.
– Нет. Я не то имел в виду. – Помолчав, он продолжал немного севшим голосом: – Между нами что-то есть. Ты это знаешь. Я это знаю. Сейчас половина четвертого, и мы разговариваем по телефону, хотя для обоих не составило бы труда просто пересечь коридор. Тогда никто из нас не был бы одинок.
– А ты уверен, что это так? – Ее голос вдруг зазвучал так же недоверчиво, как перед тем у него. – Ты действительно избавился бы от своего одиночества или просто забылся бы на время в моей постели?
– Сейчас поздновато для того, чтобы вести метафизические споры, Эва. – Тембр его голоса изменился, стал низким и возбуждающим, словно ласка. – Что, если нам просто попробовать все выяснить на практике?
– Я бы хотела, Ник, но…
– Боишься не понравиться себе утром, – сухо закончил он.
– Ну, я-то себе понравлюсь, – с абсолютной откровенностью сказала она в ответ. – А еще больше мне понравишься ты, причем настолько больше, что это может стать для тебя даже несколько обременительным. Вот что плохо. Ты же не захочешь, чтобы я ударилась в глупые мечты о нашем будущем, потому что не веришь в сказочную концовку: «И они жили долго и счастливо». Ведь правда? А я, боюсь, уже не смогу остановиться.
Молчание в трубке затянулось, и Эва затаила дыхание. Никогда раньше она не была так близка к тому, чтобы признаться в чувствах, которые испытывала к нему. Проходила секунда за секундой, и ее вдруг охватило ужасное, тошнотворное ощущение, что она совершила ошибку.
– Прости, – чуточку резко сказала она. – Я думала, мы говорим начистоту. Должно быть, виновато позднее время. Боже, уже почти четыре. Надо бы немного поспать. Увидимся утром.
Она уже почти положила трубку на рычаг, когда услышала, как он крикнул с каким-то отчаянием:
– Эва!
Поколебавшись, она снова поднесла трубку к уху:
– Да, Ник?
– Не отрекайся от меня. – Его голос звучал тревожно, всегда ровная интонация сбилась от неуправляемого страха. – Может быть, я того не стою, но прошу тебя, не отступай. Ты понимаешь?
– Понимаю.
– Ты важна для меня, Эва. Прости, если я поторопился.
Она тихонько засмеялась.
– Не так уж поторопился, иначе я не валялась бы тут без сна, не так ли?
Она почти почувствовала, как он облегченно улыбнулся, но в голосе все еще слышалось напряжение:
– Если бы ты знала, что ты со мной делаешь!
– Ну нет, этот номер не пройдет! – сказала она, придав голосу легкий тон. – Мне необходимо по крайней мере три часа нормального сна. Не забудь, что утром ты вверяешь мне свою жизнь.
– Я готов по первому твоему слову доверить тебе, Эва, любую часть себя по отдельности и все вместе.
– Спокойной ночи, Ник.
