то, чтобы заставить его понять, что он любит ее и что ради любви стоит рискнуть. Искушение слишком прекрасно, чтобы отвернуться от него.
Глядя в зеркало, она изучала пикантный автопортрет в полотенце. Если она согласится, то исключительно на своих условиях. Никакой униформы. Никакого кепи. Никаких брюк. И никакой формальности. Для того чтобы растопить айсберг, нужно сконцентрировать теплоту в один луч. Чтобы проделать это с Ником, потребуется по меньшей мере тепло ядерного реактора.
Ник вошел в лифт на верхнем этаже и нажал на кнопку «холл». Прислонившись к облицовке из красного дерева и меди, он опустил свою дорожную сумку и кейс на пол. Пришлось проработать всю ночь, чтобы успеть до отъезда из города подчистить все накопившиеся дела. В глаза будто песку насыпали. Мышцы все еще слегка дрожали после того, как на рассвете он позанимался в спортзале компании. Если повезет, то можно будет поспать в машине. Так или иначе, он без восторга думал о том, что ему предстоит провести два дня в дороге с незнакомым водителем за рулем.
Вопреки всеобщему мнению он отказался от услуг трех последних водителей не под впечатлением ухода Эвы Джеймс. Таким капризным он не был. Но не колебался, когда получал повод.
Первый шофер решил, что участвует в гонке на выживание. Второй из-за любой мелочи начинал орать непотребные ругательства из окна. Ник не нуждался в имидже такого рода. Третий водитель просто совсем не знал Манхэттен. Дважды он умудрился так заблудиться, что даже сам Ник не мог точно сказать, где они находятся.
Ник провел рукой по серебристым волосам, в которых после душа остались темные влажные полосы. Он примирился с уходом Эвы из штата его служащих, но восставал против ее ухода из его жизни.
Он не раз говорил себе, что надо забыть о ней, но легко сказать… Теперь, когда Эвы не было у него перед глазами, он думал о ней постоянно. В самые неподходящие моменты на протяжении последних десяти дней ловил себя на том, что вспоминает, какая у нее улыбка, старается точно представить себе наклон ее головы, когда она внимательно слушает его. Аромат ее духов каким-то необъяснимым образом до сих пор витал в лимузине. Ее волнующий, с хрипотцой голос эхом памяти до сих пор звучал в уединенной нише заднего сиденья. Отсутствие ее блестящих, улыбающихся глаз, ведущих с ним доверительный разговор через зеркало заднего вида, напоминало ему, что он опять остался совсем один.
Не в его характере было предаваться мрачным раздумьям. Не в его характере было грезить наяву или оглядываться назад с сожалением. Но с недавних пор он вообще думает и чувствует во многом как-то иначе. Его мысли и чувства оказались неразрывно связанными с Эвой Джеймс. Если бы не препятствовали деловые обязательства, он выставил бы себя полным идиотом, помчавшись за ней в Канкун.
Он взглянул на часы. Время 6. 47. Накануне он дважды пытался ей дозвониться, зная, что она должна вернуться из Канкуна, но ему отвечал автоответчик. Сейчас слишком рано для звонка, но нужно поговорить с ней. Может быть, она согласится, чтобы он заскочил к ней по дороге перед отъездом.
Волнуясь, словно юнец, осмелившийся наконец пригласить девушку на первое свидание, Ник вытащил из кармана сотовый телефон и набрал номер, который знал наизусть.
Телефон прозвонил четыре раза, прежде чем на другом конце провода послышались признаки жизни. В конце концов, сонный женский голос спросил:
– Кто это, черт возьми?
– Ник Бауэр. Я хотел бы поговорить с Эвой Джеймс.
Он услышал звук, похожий на фырканье.
– Поздно. Она сбежала с циркачами! У-у! У-у! У-у!
Нахмурившись, Ник нажал кнопку отбоя. По-видимому, он разбудил соседку Эвы, которой снились кошмары. Иначе, почему она разразилась обезьяньим визгом перед тем, как бросить трубку? Но, черт побери, он упустил Эву!
Лифт прозвонил, доставив его на место назначения. Спустя несколько минут он уже вдыхал напоенный ароматами воздух раннего утра с плывущими по небу редкими облаками, предвещающими жаркий июльский день. Это предвестие исторгло у него глухое проклятие, и две глубокие складки прорезали лоб. Он вспомнил прогноз погоды, обещавший грозы с ливнями по всему Атлантическому побережью, и настроение у него еще больше ухудшилось. Он надеялся увидеть Эву до отъезда, но вплоть до этого момента не понимал, насколько сильна была его надежда.
Эва ждала уже почти двадцать минут, когда наконец увидела выходящего из здания Ника. Она выбралась из машины, чувствуя, как участился пульс. В неверном утреннем освещении едва угадывались знакомые очертания, но и этого оказалось достаточно, чтобы душа ее взволнованно встрепенулась.
Она заметила, что он немного припадает на правую ногу, и поняла без всякой подсказки, что он опять работал всю ночь. Чаще всего повреждение, полученное в авиакатастрофе, заметно не было. Но когда его одолевала усталость и железный контроль над собственным телом ослабевал, внимательному наблюдателю нетрудно было увидеть, что он прихрамывает.
Эва намеренно не проводила мысленной репетиции этого момента, опасаясь пустых иллюзий. Обойдя машину спереди, она остановилась возле бампера и стала ждать.
Ник моргнул, заметив женскую фигуру, стоящую возле лимузина. Этого не может… Он сорвал свои темные очки.
– Эва?
Увидев, как он пораженно застыл, она улыбнулась.
– Привет, Ник.
Она была в костюме, как положено. Но вместо форменного брючного костюма, какие носила весь год, она надела на этот раз короткий приталенный бежевый жакет, подчеркивающий ее женственные линии. Расклешенная юбка из того же материала, длиной всего в двадцать дюймов, почти не скрывала загорелых ног. Волосы были распущены и волнами цвета темной меди струились по плечам. Она наблюдала за тем, как в восхищении потемнели его глаза, а строгие черты лица смягчились от широкой мальчишеской улыбки. Такая реакция, решила она про себя, окупает каждую секунду времени, ушедшего на подготовку.
– Я страшно рад вас видеть. – Он бросил взгляд на пустующее переднее сиденье лимузина. – Но что вы здесь делаете в такое время?
