меня.
Короче, сметы на картины мне давали самые ничтожные, а про съемку за границей и заикаться не смей. Тогда у пирога плотненько стояли другие люди. Не просунешься. Да я и не пытался. Снимал я по скромным сметам фильмы про людей, которых знаю, и для людей, которых тоже знаю.
Но задул, как говорится, ветер перемен. Даже не ветер еще, а так — легкое колебание воздуха. И самый наш мощный (в прямом смысле этого слова) критик Демин подал идею: давай делать фильм о Бухарине. Интересно! Про человека, который пытался и капитал приобрести, и невинность соблюсти. Правда, не получилось у него.
— Витя! — говорю я критику. — А у Бухарина ключевые знакомства — со Сталиным, с Троцким — за рубежом. Где снимать будем? В Таллине?
— Никогда, — ответил Витя, поскольку Таллин тогда еще не был заграницей.
И решил я, памятуя об этом самом ветре перемен, обратиться к генеральному директору гигантского нашего киноконцерна. Он мне простенько так отвечает:
— В концерне студии теперь самостоятельны. Ты в какой снимаешь? В студии Наумова? Вот и обращайся к нему за валютой для съемок за рубежом.
Я запечалился. К В. Наумову обращаться бессмысленно. Он не зря свою студию сохранил после бурь Пятого съезда кинематографистов. У Наумова — свой «Выбор», свой «Берег», свой «Закон». Пошли мы с критиком Деминым справить тризну по своему замыслу. И не в ресторан Дома кино, где все увидят скорбь, а в ресторан Дома литераторов — авось не все заметят наши печальные физиономии. Сидим. А когда совсем невмоготу стало, решили друг другу показать, как бы наш сценарий «Бухарин» оценил Леонид Ильич Брежнев.
— Напрашивается аналогия, — выдавливает Демин.
— Сиськимасиськи, — соглашаюсь я.
Тут перед нашим столиком возникает скромная женщина лет сорока. И говорит:
— Мистер Бадер интересуется, чем вы занимаетесь.
— А где этот мистер Бадер и чем он знаменит, чтобы интересоваться? — возмутился я.
— А вон он стоит. — И показывает женщина на невзрачного, худощавого человечка у входа в зал. — По профессии бизнесмен.
Ну нас с Деминым бизнесменами в ресторане не запугаешь, и я гордо говорю мистеру Бадеру, который уже подошел к нам:
— Мы пародируем Брежнева.
— А кто вы?
— Я режиссер, а мой друг — критик и сценарист.
— А какой фильм вы поставили? — спрашивает этот самый мистер Бадер, естественно, через переводчицу. Он мне порядком надоел. Лезу я в карман, вынимаю мелочь, отсчитываю полтинник, протягиваю мистеру и вежливо предлагаю:
— Идите. Купите билет. И смотрите мою картину. «Дорогое удовольствие» называется. Идет в 23 кинотеатрах.
Мистер мой полтинник не взял. Сказал, что картину и на свои бабки посмотрит, и спрашивает:
— А сейчас вы что снимаете?
Тут включился критик и отвечает за меня:
— Фильм «Бухарин».
— Под «Бухарина» я дам деньги, — не задумываясь, реагирует мистер Бадер.
Видали мы таких ресторанных меценатов. Приехал откуда-то там и принимает нас за зулусов! Демин и врезал ехидно ему:
— У вас что, лишних пара тысяч валюты завелась?
— Завелась, — отвечает он через ту же переводчицу, а она добавляет от себя:
— Вы его обидели!
— Чем? — спрашиваю.
— Он не миллионер.
— Ну и что? У нас все не миллионеры, а кто миллионер — тот чаще помалкивает.
— Он миллиардер, — здесь очень значительно, с расстановкой замечает переводчица.
Мы переглянулись.
— Нам нужны деньги на съемки в Париже, — говорю.
— О’кей, — кивает рыжеватой головой мистер.
— В Вене, — говорит Демин.
— О’кей.
— В Нью-Йорке.
— О’кей!
— И вообще, — решил я проверить его, как говорят, на вшивость, — нам нужно пятьдесят тысяч метров валютной пленки «Кодак».
И опять:
— О’кей!
— А что же ему надо взамен? Только переведите точно!
Переводчица пошепталась с мистером Бадером и формулирует:
— Ему нужно, чтобы вся заграница снималась в Голливуде и чтобы фильм был хорошим!
— О’кей, — говорю теперь я, — а вдруг я плохой режиссер — плакали ваши денежки!
— Раньше, чем деньги давать, я все-таки ваши фильмы прежние посмотрю. — И мистер Бадер полез в карман, вытащил свои центы и начал спокойно так отсчитывать себе свой собственный полтинник на билет.
Мое ресторанное сидение не прошло даром — фильм «Враг народа Бухарин» был снят, пленка «Кодак» куплена на валюту, студия «Уорнер Бразерс» в Голливуде испытала присутствие нашей группы. В результате я сидел в кресле на пляже легендарного курорта Акапулько, что в Мексике, слушая дыхание Тихого океана и гадая, где найти деньги для съемок эпизодов трагедии «Троцкий». Как ни странно, тянуло с берега океана на сушу ресторана Дома литераторов — авось снова возникнет какой-нибудь мистер с переводчицей! Но мистера не было. Были разносчики прохладительных напитков, по-испански предлагавшие мне свой товар. Я отвечал:
— Компромисса сеньор, — единственное выражение по-испански, которое я знал после просмотра «Веселых ребят» с детства. И вдруг сквозь испанское воркование боев в белых шортах и шлемах уловил русскую фразу:
— Вчера была пыльная буря.
— Где это? — автоматом отреагировал я. Повернулся. И увидел трех женщин за сорок и мужика — по виду боксера — рядом с ними, поросшего от груди до пяток седеющей шевелюрой. Мой вопрос без ответа не остался:
— Возле Сан-Франциско.
«Не у нас», — подумал я и отвернулся к океану. Но поросший шевелюрой тут же заслонил мне всю перспективу:
— Простите, вы не из России?
— А что, заметно? — поинтересовался я.
— Заметно. Вас не трогает буря в Сан-Франциско.
— Не в Сан-Франциско, а возле! — Я возмутился: не надо передергивать. Не хватает мне обвинений в равнодушии!
Но шевелюрный не унимался:
— Простите, а вы кто?
Я услышал этот вопрос и вздрогнул: а вдруг это мистер Бадер из ресторана Дома литераторов? Но в другом обличии! И как можно ласковей выдавил:
— Кинорежиссер.
— Какой фильм вы сняли?
Ну что может знать этот житель Сан-Франциско о моих картинах! Здесь, в Акапулько, я смогу дать ему
