– И ни одно из них не продлилось особенно долго, не так ли?
Маноло безразлично повел плечом.
– Я живой человек, а не святой. И даже не всегда джентльмен… Ну да, я спал с несколькими из наших звезд. Ну и что? Уверяю вас, они отлично понимали, что происходит. Ни одна из них не осталась с разбитым сердцем рыдать в одиночестве, обманутая и покинутая.
– Вы когда-нибудь влюблялись?
– Возможно, понемногу в каждую. Они были страстные натуры, а страсть меня всегда привлекает… Но однако же серьезно влюблен я не был, пожалуй, ни разу – это с опытом не приходит.
. – А как насчет вашего отца?
– Что, насчет моего отца?
– Множество историй о его любовных похождениях – это тоже хитрый рекламный трюк?
– Я не люблю обсуждать личную жизнь моего отца! – отрезал Маноло. – Кроме того, я более не считаю этого человека отцом. Когда пройдет шоу, на которое у нас заключен контракт, я перестану иметь с ним что-либо общее.
Я покончу и с нашим деловым партнерством… и с самим Гастоном Шальгреном!
Валери была потрясена неподдельной ненавистью, клокотавшей в голосе Маноло. Внезапно молодая женщина остро осознала, что в его жилах течет испанская кровь, которая так ярко проявилась сейчас в жестах и даже в интонациях. В продолжение своей краткой речи Маноло очень экспрессивно взмахивал руками, легкий румянец окрасил его смуглую кожу, а черные глаза полыхали огнем.
Впрочем, скоро он совладал с собой, однако Валери боялась, что вспышка ярости испортит весь ужин. А все она виновата, со своими ненужными расспросами! Но кто мог ожидать такого поворота событий?
– Простите меня, – быстро проговорила Валери с искренним раскаянием. – Я не должна была спрашивать вас. Это же совсем не мое дело так же, как и ваша личная жизнь. Как вы говорили, мы просто вместе ужинаем, вот и все.
– Зато теперь понятно, почему вы стыдитесь моего общества. Вы считаете меня бессердечным совратителем женщин вроде моего отца.
Валери и в самом деле так думала, но решила, что лучше держать язык за зубами.
– Я не похож на отца, – с чувством сказал Маноло, глядя ей в глаза. – Этот человек давно уже вырезал себе сердце под корень, чтобы оно не мешало жить. Все, что ему ведомо, – это собственные эгоистические желания и намерения. Ему все равно, если кто-то пострадает от этого. Гастону Шальгрену важно одно – накормить свое ненасытное самолюбие. Даже я не знал до конца, что он за чудовище, – в полной мере мне стало это известно только два дня назад.
Валери не могла совладать с охватившим ее любопытством. Она постаралась, чтобы вопрос прозвучал естественно и ненавязчиво, будто бы походя. На самом же деле молодая женщина умирала от желания знать.
– И что же он сделал? Черные глаза Маноло сверкнули.
– Что сделал? Совершил предательство, вот что!
– Но как?
– Соблазнил девушку, которую я ему препоручил. И плевать ему было на то, что почувствовал при этом я, его сын, которого он якобы любит – по крайней мере, заявляет об этом направо и налево.
Так Валери и думала. Отец и сын ухаживали за одной девушкой. Старший Шальгрен вышел из схватки победителем, а младший остался не у дел, с уязвленным мужским самолюбием.
А как иначе можно было понять слова Маноло? Предположение, что он был сильно влюблен в Кармен и теперь страдает от неразделенного чувства, никуда не годилось. Он сам не так давно заявил, что никогда не любил ни одну из своих пассий!
Однако Валери почему-то не могла ему не сочувствовать. Маноло в самом деле выглядел подавленным, глубоко разочарованным… Одно дело – потерять любовницу, совсем другое, когда виною этому твой родной отец.
Хотя стиль жизни обоих Шальгренов по-прежнему не восхищал Валери, однако она знала, как тяжело враждовать с родителями. Причем знала по собственному опыту – после развода с Майлзом ее мать ни разу не встала на сторону дочери, ни разу не допустила мысли, что ненаглядный зять может быть в чем-то виноват. Она только осуждала дочь, вместо того чтобы поддержать.
– Это вы Кармен имеете в виду? – с состраданием в голосе спросила Валери.
Маноло дернулся, словно его ударили.
– Черт возьми, да вы-то откуда знаете? Мелисса, что ли, насплетничала?
– Нет, ни в коем случае! Просто догадалась. Я видела в газете фотографию – там сняты вы, ваш отец и Кармен… И еще большая статья про танцевальное шоу, которое должно вот-вот начаться.
Гнев на лице Маноло сменился отчаянием.
– Я и забыл, что журнальные крысы своего не упустят! Да, конечно, в воскресной газете… Это еще одна гениальная задумка Гастона. Конечно, газетчики использовали эту дурацкую фотографию как иллюстрацию своего рода «шведской семьи», тройного союза… Черт, ничего подобного на самом деле не было! Но вы правы, я действительно имел в виду Кармен. Хотя на самом деле ее зовут Эсперанса.
– Мне показалось, эта Эсперанса была вашей девушкой… до воскресенья. Я угадала?
– Нет, конечно нет! Вы попали пальцем в небо… Так вот что вы измыслили на мой счет! Проклятье! Оказывается, мой папаша натворил еще больше гадостей, чем я думал.
Он скрипнул от досады зубами и обхватил руками голову. На выразительном лице отразились непритворные отчаяние и тоска.
– Проклятье! Но как же это объяснить, не открывая чужих тайн? Слушайте, у моих отношений с Эсперансой долгая предыстория… Вы знаете, что я незаконнорожденный?
Валери кивнула. И Маноло коротко рассмеялся.
– А кто этого не знает? Гастон никогда не считал должным скрывать сей факт… Наверное, тогда вы знаете и то, что моя мать из Испании. Она была танцовщица. Очень красивая и очень… страстная танцовщица. Она исполняла фламенко. Словом, отец сошелся с ней на короткое время, когда посетил Севилью. О моем существовании он и не подозревал в течении двенадцати лет. Когда мама поняла, что умирает, она отыскала Гастона и попросила приютить меня. Не думаю, что мама надеялась на его согласие, однако ей просто не к кому было обратиться на этой земле. К тому времени она осталась без гроша, потому что не могла больше танцевать – болезнь погубила и ее карьеру, и ее красоту. Мы жили на окраине, среди бедноты, и случались дни, когда нам попросту нечего было есть.
Валери не хотела выслушивать подробности детства Маноло. Точнее, она боялась – боялась посочувствовать ему слишком сильно, боялась крепнущей приязни к нему. И без того ей становилось все труднее противостоять обаянию этого человека…
– А при чем здесь Эсперанса? – спросила она, только чтобы хоть что-то спросить, как– то прервать эти излияния, равно невыносимые для них обоих.
Несколько секунд Маноло смотрел ей в глаза, потом ответил:
– Мать Эсперансы жила… в одном доме с нами. Мы росли, как брат и сестра. Иногда меня просили присмотреть за ней, когда она была совсем еще малышкой. Я ее очень любил. Когда отец, немало поразив всю округу, приехал за мной и забрал с собой во Францию, я переписывался с Эсперансой долгое время. Но часто видеться с нею не мог. Она выросла, стала танцовщицей, но не фламенко… Однажды я прослышал о восходящей звезде мадридского варьете по имени Кармен и через своего агента уговорил ее приехать… Представьте мое потрясение, когда оказалось, что знаменитая Кармен – это не кто иная, как моя крошка Эсперанса!
– Сколько ей лет?
– Недавно исполнилось двадцать три.
– Она уже не ребенок, Маноло.
– Может, и не ребенок. Но все равно намного младше, чем мой отец. Я думал, что в моем собственном доме она будет в безопасности, что я обеспечу ей защиту и покой. Как бы не так! Я ошибся… Черт, да я все время ошибался не переставая! С удовольствием убил бы подлеца, который… Впрочем, извините меня. Как только шоу окончится, уеду за границу, чтобы больше его никогда не видеть.
– А почему бы вам не порвать с ним прямо сейчас, раз уж вы его так возненавидели?
