Если не считать стола, накрытого на одного, нет ничего более одинокого, чем пустая постель. Через несколько часов Карли открыла глаза и увидела вокруг себя пустоту, а на тумбочке чашку с остывшим, совсем холодным кофе. Рядом с ней не было ни красивого черного кота, ни красивого черноволосого мужчины.
Да, пора отправляться к Дане за Одином.
– Как поживает мой большой мальчик? – ворковала Карли, прижимая к себе счастливого кота. – Проблемы были?
– Нет, – ответила Дана, садясь на красный диван рядом с подругой. – Правда, один раз малыш перепутал ванную комнату с собственным туалетом, но это моя вина: я случайно его заперла, беднягу.
– Извини, мне очень неловко.
– Ничего страшного. Ради успешного развития твоего романа готова на все. Расскажи поскорее, как дела.
Карли взглянула на часы. Ровным, бесстрастным компьютерным голосом сообщила:
– В момент последнего сигнала… точное время будет… девять часов… двадцать минут… и десять секунд. Тебе не пора идти на работу?
– Подумаешь, немного опоздаю. Ничего страшного, не впервые.
Карли не сдавалась:
– А у меня прослушивание, причем до него надо еще забросить домой Одина.
– Ну расскажи хотя бы в общих чертах, – настаивала Дана.
Карли покачала головой.
– Что? Только не пытайся убедить меня в том, что ничего не случилось.
– Что-то, конечно, случилось. Просто я не уверена в том, что именно.
– О, понимаю, – задумчиво протянула Дана, наконец-то оценив ситуацию. – Неужели ты все-таки поддалась микробу любви?
Карли удивленно вскинула брови.
– Господи, надеюсь, что нет. Но пора двигаться. Если я сорву еще одно прослушивание, Куинн непременно меня убьет.
Карли посадила Одина в корзинку и направилась к двери. Дана повесила на плечо свою сумку и пошла следом.
– А что, ты очень боишься влюбиться? – поинтересовалась она.
– Нет, – призналась Карли. – Любовь сама по себе просто прекрасна. Я боюсь вовсе не ее, а того ощущения, которое приходит потом: чувствуешь себя так, словно падаешь лицом прямо на асфальт.
Карли предпочла бы думать, что в одиннадцать вечера в ее дверь мог позвонить только один- единственный человек. Однако, перебрав в уме многочисленных приятелей и непредсказуемых родственников, она вынуждена была признать, что возможны варианты. А потому подпоясала халат и встала на цыпочки, чтобы посмотреть в глазок.
На крыльце стоял человек с красной туфлей в руках.
Уйдя утром из дома Карли, Эван, очевидно, провалился в какую-то черную дыру и попал в отдаленную галактику. Только так можно было объяснить его двухдневное отсутствие и молчание. Конечно, телефон всегда под рукой, но звонить не хотелось: мешали раздражение и чувство полного одиночества и заброшенности. Почему она всегда должна оставаться рассудительной, спокойной и здравомыслящей? Чтобы заставить пострадать и Эвана, Карли целых пять секунд не отпирала дверь. Пусть знает, что и она умеет вести себя жестко, почти безжалостно.
– Это не за Мексику, – произнес Эван, держа туфлю в руке.
– О? – ровным голосом произнесла Карли. – Так за что же?
Он молча пожал плечами.
– И все? – Она повторила его движение. – И что же это должно означать?
Эван протянул туфлю:
– Берешь или нет?
– Беру, – раздраженно произнесла Карли, схватив туфлю и вместе с ней увлекая в дом Эвана. Ей хотелось найти в поступке символическое значение, а потому полное отрицание какого бы то ни было смысла бесило.
Эван направился прямиком в кухню, к холодильнику.
– Если интересует, там есть остатки спагетти, – предложила Карли.
– Очень даже интересует, – заверил Эван, вытащил кастрюлю, положил себе солидную порцию и засунул тарелку в микроволновую печь. А потом обнял Карли и начал целовать, одновременно разогревая и еду, и ее.
Наконец усевшись за кухонный стол, он набросился на спагетти, словно за прошедшие два дня ни разу не ел.
– Мм, безумно вкусно, – оценил он. – Ты всегда так замечательно готовишь?
Карли просияла. Наверное, такого блаженства от признания заслуг не испытывали даже нобелевские лауреаты.
