Тогда мать положила на диван завернутого в одеяло Леника и стала одевать Сережку.
Тетя Зина тем временем отперла шкаф. Лариса всегда удивлялась, зачем тетка все в своей квартире запирает. И шкаф, и буфет, и все ящики у нее постоянно на замке. Если требуется что-то достать, она берет связку ключей, находит нужный, отпирает, берет что надо и снова запирает. Интересно, от кого она запирает? У них дома, например, никто ничего не замыкал.
Тетя Зина порылась в шкафу, вытащила старое линялое платье, старую рубашку дяди Коли с оторванным воротником, какие-то еще обноски. Завернула все это в белую тряпку.
- Возьми, Марусенька, - протянула сверток матери, - может, перешьешь что детям.
Лариса увидела, как мать покраснела.
- Спасибо, Зиночка, - сказала она. - Может, вам самим еще пригодится.
- Где там пригодится, - махнула рукой тетя Зина. - У меня же некому перешивать.
Она смотрела на Леника, которого мать держала на руках завернутым в одеяло.
- Так вот на свете не по-людски устроено, - с обидой на кого-то говорила она. - Кому дети не нужны, у того их много, а кто бы мог их растить, тому бог не дает... Бери, бери, - почти силой втолкнула она в руки матери сверток.
На улице было темно и холодно. Лариска вся съежилась в своем легоньком пальтишке, взяла за руку Сережку. Рука у брата была мягкая, теплая, он еще как следует не проснулся.
- Не могла сказать, чтобы мы у них пока пожили, - оглянулись на теткины окна Лариса.
- Видишь ли, доченька, - ответила мать. - Кому охота такую ораву в дом пускать.
- Тетя Соня так пускала, хоть у них всего одна комнатка, а у этих целая квартира... И еще тряпок надавала... Не буду я ее платье носить, - сказала Лариска. - И вообще больше к ним не пойду.
6
После того как еще одну ночь Лариска с матерью не спали, подставляя под струи воды то горшки, то миски, мать отважилась. Одела детей, взяла на руки завернутого в одеяло Леника.
- Пойдем, детки, туда, где обещали нам квартиру, - сказала она, - пусть себе и недостроенный дом, но хоть на голову не будет литься.
И они пошли. Лариска с Сережей впереди, мама с Леником на руках - за ними.
На самой окраине города, там, где когда-то был луг, по которому бегали они с Олей, строили дома. Новенькие, двухэтажные, все один к одному, они высились красивым городком возле дряхлых деревянных домишек, которые жались друг к дружке неподалеку от строительства.
Некоторые из новых домов были почти готовы, другие построены наполовину. Из одной трубы тонкой струйкой поднимался в небо белый дымок. К этому дому они и пошли.
В квартире около печи-голландки сидели двое рабочих. Один - с пушистыми рыжеватыми усами, второй - молодой, безусый, в шапке-ушанке, сдвинутой на самый затылок. Они курили и подбрасывали в печку обрезки досок, сваленные тут же на полу.
- Добрый день, - поздоровалась мать с рабочими.
- Здравствуйте, - ответили те.
- Мне... мне обещали здесь квартиру, - несмело сказала мать. - Так вот... пришли посмотреть...
- Смотрите, смотрите, - приветливо сказал усатый и улыбнулся, подмигивая Сережке, который уставился на его усы.
Мать робко прошлась по квартире.
Это была хорошая квартира из двух комнат. Первая, в которой топилась печка, и вторая за ней, поменьше. Из одной комнаты в другую вела дверь, но самой двери пока не было, был только проем для нее.
- Савка, Иван! - позвал откуда-то женский голос.
- Чего тебе? - откликнулся молодой, в шапке-ушанке.
- Идите сюда, хватит у печки греться. Работкой погрейтесь! - звала женщина.
- А я вот сейчас возле тебя погреюсь, - крутанул свой рыжий ус тот, что недавно улыбался Сережке.
Рабочие ушли.
Мать оглянулась. В углу квартиры, на белом, еще некрашеном полу, лежали толстые доски.
- Лариска, - позвала мать. - Идите, детки, сюда, - направилась она к доскам. - Держи, доченька, Леню, - подала она Ларисе ребенка. - Если станет плакать, вот тут, в пеленочке, бутылка с молоком, - она вынула из пеленки и показала Ларисе бутылку с желтой соской на горлышке. - А ты, Сережка, сиди тихонечко, - приказала мать. - Я сейчас принесу постель и что-нибудь поесть... Видишь, как здесь хорошо... Печка топится...
Сережка и Лариса согласно кивали. Мать поцеловала их и побежала. Лариса с Леней на руках и с Сережкой рядышком остались сидеть на досках.
Шло время. Леня проснулся, но не заплакал. Он смотрел, тараща глазенки, на Лариску, она стала забавлять его - щелкала языком, делала пальцами 'козу'. Леня улыбался, показывая беззубые десны.
Сережка бродил по квартире, собирал щепки.
В дверях появилась тетенька в рабочей спецовке, в косынке, повязанной до бровей, потом ушла. Лариска слышала, как гулко отдавались ее шаги сначала где-то рядом, потом заглохли, потом послышались снова - над головой.
Мать что-то долго не возвращалась. 'Еще бы, - думала Лариска. - Это ведь далеко... Пока туда да обратно!'
Вдруг послышался голос матери.
- Пустите, там у меня дети, - говорила мать.
- Ты что, женщина, с ума стронулась, - слышался мужской голос. - Что это тебе в голову взбрело... Кто это позволит тебе тут поселиться? Дом же еще недостроен!
- Если б у меня было где жить, не шла бы сюда, - взволнованно объясняла мать, - а мне тут, в этом доме, председатель горсовета обещал квартиру... Я не самовольно... Он обещал.
- Ничего не знаю и знать не желаю, - гудел мужской голос. - Забирай свои манатки и катись отсюда!
- Как же я пойду, там мои дети, - повторяла мать.
С большим узлом за плечами она ворвалась в квартиру. Платок у нее сбился, светлые волосы растрепались, подбежала к детям, бросила возле них узел, схватила у Ларисы Леника. Вслед за нею вошел тот самый рабочий, с пушистыми рыжими усами. Недавно такой добрый, ласковый, он был разгневан.
- Что это вы себе думаете! - строго выговаривал он. - Разве так делают? Я пойду позову прораба!
Резко повернулся и, стуча сапогами, ушел.
За дверью квартиры стали собираться рабочие, некоторые посмеивались, некоторые сочувственно вздыхали.
Через несколько минут вернулся усатый, за ним, в распахнутой кожаной куртке и в кепке с пуговицей наверху, вошел высокий молодой мужчина.
- Что здесь происходит? - строго спросил он, едва переступив порог. Брови у него были нахмурены, лоб пересекала строгая складка.
- Вот, - показал рукой усатый. - Самовольно. Я не пускал, так силой прорвалась. Вещи притащила.
Мужчина в кожаной куртке смотрел на мать, дожидаясь, что она скажет. Мать покрепче прижала к себе Леника, шагнула ближе к мужчине.
- Е-если бы было где жить... не стала бы я... - рвущимся от волнения голосом повторила она то, что недавно сказала усатому.
- А где же вы до этого жили?
- Где жила? Вот! - выдохнула мать и стала торопливо распеленывать Леника. - Гляньте, ребенок весь в чирьях! На голову льется, - говорила она, в нетерпении дергая пеленки.
- Что вы делаете, - кинулся к ней прораб. - Не разворачивайте ребенка, здесь же сквозняки!
- Сквозняки! Да у вас тут рай, а не сквозняки! Печка топится. А мне председатель горсовета сам обещал, - запинаясь, говорила мать. - Я не самовольно...
- А муж ваш где? - спросил прораб.
- Муж? - поникла мать. - Нет у меня мужа, - глухо ответила она.
Лариска, с тревогой и волнением следившая за каждым движением матери, смотрела на нее теперь с