Элизабет заплакала от осознания собственной беспомощности, и у нее не было сил остановить слезы. Но, взглянув сквозь них на склон оврага, вдруг увидела нечто бело-красно-синее, похожее… Она вытерла глаза ладонью, посмотрела внимательно еще раз и убедилась, что на песке лежит недогоревшая оболочка монгольфьера и рядом с ней – Фредерик Джоэл.
Сердце ее учащенно забилось. Да, это был он, безумец, которому пришло в голову именно на воздушном шаре совершать обследование выставляемых на продажу земельных участков. Ведь, казалось бы, как нельзя лучше для этой цели мог подойти вертолет. Взять его напрокат, арендовать или даже купить не стесненному в средствах Фредерику Джоэлу было по карману. Но он предпочел свободное парение над землей в ивовой корзине, испытывая при этом ни с чем не сравнимые, захватывающие дух ощущения… И Элизабет, тоже дважды испытавшая их, вполне понимала его. Однако вчерашний полет закончился катастрофой. Неужели он был последним?
Она стала поспешно спускаться с холма, но делала это осторожно, чтобы не оступиться и не упасть. И чем ближе подходила к неподвижно лежавшему Фредерику, тем страшнее ей становилось. Кажется, он был босой. Нет, одна нога оказалась босая, другая – обута. Брюки порвались, на рубашке вокруг ворота виднелись следы крови.
Элизабет почувствовала тошноту. Господи, только бы он был жив! Надо будет проверить пульс. Сейчас не время падать в обморок, упрекнула она себя.
Со страхом Элизабет приблизилась к нему. Сердце колотилось в пересохшем горле, на висках выступила испарина, ладони стали влажными. Она безуспешно пыталась облизнуть пересохшие губы. Нервы ее были напряжены до предела. Девушка опустилась на колени перед Фредериком и увидела, что его волосы в крови. Но когда тронула дрожащей рукой его плечо, он застонал.
– Мистер Джоэл… – Элизабет осторожно сжала его руку. – Фредерик! Вы меня слышите?
– О-ох, – коротко застонал он, закашлялся, пошевелил руками и ногами, словно плыл, и снова застонал.
Может, у него переломы и сильная боль? – подумала Элизабет, прикусив губу. Затем осторожно ощупала его руки и ноги. Они, слава Богу, были целы.
Фредерик открыл глаза и повернул к ней лицо, долго смотрел, а затем пробормотал:
– Где я?
Она вздохнула с облегчением:
– Если бы знать! У вас что-нибудь болит?
– Болит? – Он с большим трудом повернулся, видимо, сильно ослаб.
Элизабет и сама чувствовала слабость, хотя не была ранена. Прошлая ночь оказалась тяжелым испытанием.
– Я искала пресную воду и случайно заметила вас, – произнесла она со слезами на глазах. – Но больше пока что ничего не видела.
Казалось, он не понимал ее слов, будто все это было произнесено на каком-то неизвестном языке, и лишь смущенно смотрел на нее.
Вероятно, он еще в шоке после удара о землю, заключила Элизабет.
– Вы помните, как загорелась оболочка?
Фредерик продолжал неподвижно лежать на спине, он был бледен, и выражение его лица было растерянным.
– Что вы сказали?
Бетти нахмурилась.
– Наш шар вспыхнул, – повторила, она и, опасаясь, что волнение может ухудшить и без того плохое самочувствие босса, добавила: – Только не волнуйтесь. Что случилось, то случилось.
Теперь ей казалось, что, внешне оставаясь прежним, он все же в чем-то сильно изменился, и перед ней находился как бы совершенно другой человек.
Фредерик снова посмотрел на нее, и Элизабет постаралась отважно встретить его взгляд.
– Где мы находимся?
– Не имею ни малейшего представления, – покачала головой она. – Вообще-то мы с вами на побережье, там, куда летели…
– А мы с вами знакомы? Кто вы, откуда? Работаете медицинской сестрой?
Неужели он ничего не помнит?! – с ужасом подумала Бетти.
– Мы познакомились недавно, я работаю у вас по рекомендации принцессы Хасан. Меня зовут Элизабет Форрест.
Однако Фредерик недоуменно посмотрел на нее, а когда она замолчала, пробормотал:
– Какая принцесса? Что вы имеете в виду? Где я? Боже мой!
Наверное, он вспомнил о случившемся и, конечно, потрясен этим, подумала Элизабет. Огонь, пожиравший оболочку шара, и само страшное падение никогда не изгладится из его памяти.
Фредерик продолжал лежать на спине, дышал неровно, его грудь и широкие плечи вздымались и опускались. И вдруг он спросил такое, от чего у нее внутри все похолодело:
– Как меня зовут?
– Простите, я не поняла.
– Кто я такой? – Глаза, обращенные к ней, выражали страдание. – Я ничего не помню, даже своего
