Преследователи были не более, чем в десяти шагах от своей жертвы. Филипп, умело обогнув женщину с криком:
– Да здравствуют арманьяки! – врезался в передние ряды преследователей, которых было не менее двух десятков. Мощная грудь боевого коня буквально разделила толпу пополам. Двое после дерзкого натиска Филиппа остались стонать на мостовой, остальные с криком:
– Спасайся, арманьяки, – бросились врассыпную.
Лишь один человек из толпы злобным взглядом следил за Филиппом. Это был Кабош. Лицо его покраснело от злости.
– Проклятье, куда вы бежите? – заорал Кабош на своих подручных, – разве вы не видите, что он всего лишь один. К тому же – это ребёнок.
Филипп, делавший в это время разворот, понял, что враги нападут на него в ближайшие мгновения. Обернувшись назад, он увидел, что оттуда двигается толпа вдвое больше той, на которую напал он. Нечего было думать о том, что это могут быть друзья. Поэтому, Филипп принял единственно верное решение: он пришпорил лошадь и полетел вперёд, где его уже ждал обозлённый Кабош с тремя подручными.
– Хватайте его, – завопил Кабош, протягивая руки и стараясь ухватить лошадь за седло.
Хотя Филипп сделал манёвр и бросил лошадь влево, Кабошу, единственному из четверых удалось одной рукой зацепиться за Филиппа. Филипп резко натянул поводья, осаживая лошадь и тем самым спасая себя от падения. Он чудом остался в седле, но рука Кабоша вцепилась в него мёртвой хваткой. И к ним уже подбегали подручные Кабоша. Не раздумывая, Филипп выхватил короткий меч и со всей силы нанёс удар по руке Кабоша, державшей его. Кабош взвыл от боли, мечась с окровавленным обрубком руки, ибо Филипп отсёк его кисть руки. Почувствовав, что его больше не держат, Филипп пришпорил коня. Помедли он ещё мгновенье, и руки убийц схватили бы его. Лошадь перешла в галоп, оставляя за собой поле недавнего сражения, откуда неслись проклятья в адрес Филиппа. Облегчённо выдохнув, Филипп оглянулся вокруг. Женщины с ребёнком нигде не было видно. «Она спаслась», – уверенно подумал Филипп, и эта мысль принесла ему едва ли не большую радость, чем мысль о собственном спасении. Филипп решил немедленно известить отца о том, что происходит на улицах Парижа и собирался было въехать на мост, как до его слуха донеслись призывы о помощи. Кричала женщина где-то неподалёку. Филипп развернул лошадь и помчался по улице Жакуйя в сторону улицы святой Катерины, оставляя преследователей справа от себя. Меньше чем через минуту он остановился у небольшого дома, входные двери которого были настежь отворены. Именно из окон второго этажа этого дома доносились крики о помощи. Буквально в двадцати шагах от Филиппа полыхал дом. Но не обращая внимания ни на дом, ни на возможную опасность, Филипп спешился и с мечом в руках вошёл в открытые двери. Его едва не стошнило, когда прямо в прихожей он увидел три мёртвых тела, лежащие друг на друге. Два тела были мужские и одно принадлежало женщине. Превозмогая тошноту, Филипп взбежал по ступенькам на второй этаж. Первая комната была пуста. Во второй он увидел картину, которая потрясла его до глубины души. На полу лежала обнажённая девушка, которая, видимо, и взывала о помощи. На ней лежал какой-то мужчина и с диким хохотом целовал её. Второй мужчина сидел на корточках и держал девушку за длинные волосы. Время от времени он бил несчастную жертву по лицу. Злоба и ненависть перекосила лицо Филиппа. Он бросился к лежащему мужчине и воткнул меч в его спину. Охнув, он упал на обнажённую девушку, раскинув руки.
– Ах ты, зверёныш, – второй, отпустив волосы девушки, выхватил кинжал и с криком: – Умри! – бросился на Филиппа. Уроки отца… Филипп отлично усвоил их. И в тот миг, когда, казалось, кинжал неминуемо должен поразить его, Филипп ловко уклонился вправо и сделал резкий выпад, вонзая насильнику меч в правый бок. Тот охнул и, упав на колени, схватился за рану. Не давая ему опомниться, Филипп воткнул меч в его шею. Из раны на Филиппа брызнула кровь. Насильник с предсмертным хрипом повалился на пол. Филипп вытер перчаткой кровь с лица, а затем подошёл к девушке и помог ей подняться. Девушка, содрогаясь от рыданий, упала на грудь Филиппа. Филипп растерялся, не зная, как ему поступить с девушкой.
Он понимал, что ни у него, ни у неё нет времени. Убийцы, которых он избежал вначале, могли преследовать его. И если так, то они могли оказаться совсем рядом.
– Кто ты? И почему вас убивают? – спросил Филипп, пытаясь как-то остановить поток горьких слёз девушки.
– Жаннет Жерве, – послышался ответ сквозь рыдания, благослови тебя господь, мой господин… Ты спас мою жизнь… и мою… честь.
Филипп отстранил от себя девушку и, глядя ей в глаза, сказал:
– Плакать нет времени, Жаннет. Сюда могут прийти другие…
– Они убивают всех арманьяков!
Филипп недоверчиво посмотрел на Жаннет, слова которой вызвали у него сильное сомнение. Девушка утирала рукой слёзы, пытаясь успокоиться.
– Ты принадлежишь к арманьякам?
– Мой отец состоял в партии сторонников арманьяков. Убивают не только арманьяков, но и тех, кто сочувствует им и поддерживает. Я сама слышала это.
– Спрячься где-нибудь, – посоветовал Филипп девушке. Им овладело сильнейшее беспокойство. Следовало немедленно предупредить отца. Оставив девушку, он бросился вниз, но едва он хотел выйти, как снаружи раздались голоса. Филипп быстро развернулся и бросился обратно на второй этаж. Спрятавшись за стеной, он выглянул из-за угла и увидел, как напротив дверей остановились два человека, вооружённые до зубов.
– Ты готов? – спросил первый.
– Да, – последовал ответ.
– Отлично, – снова заговорил первый, – ты разделишь три сотни пополам. Окружите улицу святой Виктории с двух сторон, чтобы арманьяки не смогли вырваться. Но не атакуйте, дождитесь, пока я не подойду со своими двумя сотнями. Поторопись, Гийом, ибо шум может насторожить арманьяков, а этого допустить нельзя.
– За мной, – расслышал Филипп.
Бросившись к окну, он увидел стройные ряды бургундцев, которых сразу же узнал по Андреевским крестам на плащах. Вся улица была забита бургундскими копейщиками, которые совершенно бесшумно двигались в направлении, откуда недавно прискакал Филипп.
