настоятельницы и Шарлотты де Лаваль, которая по-прежнему оставалась с нею, вывести её из состояния полной апатии ни к чему не приводили. Мало кто знал, что все эти два месяца она думала лишь об одном человеке. Граф Арманьяк полностью занимал её мысли. Этот человек лишил её всего. Она стала отверженной в глазах людей, которые любили её прежде. Её называли не иначе, как блудницей. У неё больше не было будущего, и если она ещё жила, то лишь благодаря ненависти, которая бушевала в её душе. Днями и ночами Луиза раздумывала над планами своей мести. Мысли о мести поддерживали её среди всеобщего презрения, которому она подверглась. Даже письмо отца и родного брата, в котором они назвали её блудницей и отрекались от Луизы, не возымело должного действия. Жизнь перестала интересовать её. Она знала, что умрёт, но прежде она отомстит за себя, жестоко отомстит. Остаётся лишь решить, каким способом она это сделает. Луиза снова почувствовала себя плохо. Поднявшись со стула, она как была в грубом, домотканом платье, так и легла на аккуратно застеленную кровать. Она поправила подушку под головой и, чувствуя, что слабость отступает, вновь предалась мыслям, которые прерывались лишь во время сна. Луиза даже не пошевельнулась, когда в келью вошла настоятельница и села рядом с нею на постель. Рука настоятельницы с материнской нежностью погладила её по голове.
– Довольно мучить себя, Луиза, – прошептала настоятельница, не переставая гладить её, – вот уж два месяца ты не разговариваешь, мало спишь и почти ничего не ешь. Сколько можно терзать себя? Пойдём со мной, Луиза, пойдём в сад.
Но Луиза не отвечала. Она уткнулась в подушку и закрыла глаза.
– В монастырь приехал брат Пачефико. Он привёз новости. Разве ты не хочешь узнать, что делает твой отец? Ведь началась новая война с арманьяками.
Луиза встрепенулась и, превозмогая головокружение, поднялась с кровати, к великой радости настоятельницы.
– Где я могу поговорить с ним, матушка? – голос у Луизы был слабым.
– В саду Луиза. Иди туда, а я схожу за братом Пачефико.
Настоятельница поспешно вышла из кельи, опасаясь, как бы Луиза не передумала. Она так и не поняла, что на самом деле заинтересовало Луизу. Выйдя из кельи, Луиза зажмурилась. После долгих часов, проведённых в полутьме кельи, солнечные лучи слепили ей глаза. Ей понадобилось некоторое время, чтобы привыкнуть к яркому свету. Ей понадобилось несколько минут, чтобы преодолеть короткое расстояние до часовни, позади которой был разбит монастырский сад. Луиза вошла в сад и медленно побрела к скамейке, стоявшей под многолетним деревом. Добравшись до неё, она села, глядя на маленьких пташек, перелетающих с одного дерева на другое. Птички радостно щебетали. Луиза смотрела, как они вьют гнёзда на ветвях деревьев, и вспомнила то время, когда они с Шарлоттой помогали им строить гнёзда. Казалось, эти дни остались где-то в далёком прошлом. Появился брат Пачефико, пожилой, грузный монах, в сопровождении настоятельницы. Оставив их наедине, настоятельница ушла.
– Садитесь, – пригласила Луиза, показывая на место рядом с собой.
– Бог милостив, постою на ногах, – ответствовал монах и продолжал:
– Как я слышал, вы хотите узнать о вашем батюшке? Луиза кивнула.
– Герцог поживает в добром здравии. Но, судя по слухам, ему приходится нелегко. Арманьяки за последний месяц нанесли ему несколько ударов.
– Арманьяки, подлые убийцы, – прошептала Луиза, думая о своём.
– Убийцы? – монах с явной неприязнью посмотрел на Луизу. – Бог видит, что это не так. Я сам был в Осере, не далее как две недели назад. Арманьяки приветливо встречают любого, кто приходит к ним в город, будь то слуга божий или последний нищий. Сам граф усадил меня за свой стол и угостил знатным обедом.
Луиза вздрогнула.
– Вы видели его?
– Молодой человек красивой наружности с хорошими манерами и доброй душой. Его невеста под стать ему самому. Герцогиня красавица, каких мало. Милосердная и добрая. Жители Осера её просто боготворят и ждут не дождутся, когда они поженятся.
– Вы не знаете, когда это произойдёт?
– Нет. Не знаю. Но от всей души желаю им счастья.
– Спасибо, – прервала его Луиза, – вы мне очень помогли, а сейчас я хотела бы остаться одна.
Монах снова неприязненно посмотрел на Луизу и, не говоря ни слова, покинул сад. Луиза понимала, что поступила грубо, но она не могла выносить, когда он хвалил человека, который был ни кем иным, как безжалостным убийцей. Луиза снова погрузилась в мысли. Она думала над словами брата Пачефико и размышляла над тем, как они могут помочь ей достичь задуманной цели. Она настолько погрузилась в свои мысли, что не заметила появления настоятельницы.
– Дитя моё, ты снова далека от меня, – пробился голос настоятельницы сквозь сознание Луизы, – возьми себя в руки. Ты должна побороть горе, овладевшее тобой.
Луиза безжизненным взглядом уткнулась перед собой в землю.
– Я потеряла веру, матушка, – в голосе Луизы не было ничего, кроме пустоты, – я потеряла веру.
– Верь в господа нашего Иисуса Христа и в святую деву Марию, – увещевала её настоятельница, – они помогут тебе. Обратись к ним с молитвой, и ты почувствуешь, как сердце твоё оживает, наполняясь любовью к ближнему.
– Вы имеете в виду моего отца, матушка, который отрёкся от меня и называет не иначе, как блудницей, или того, кто обесчестил меня, сделав клятвопреступницей?
– Ненависть владеет твоей душой. Избавься от неё, иначе она сожжёт твою бессмертную душу!
– Вы желаете, чтобы я обо всём забыла? Это невозможно, матушка. Пока жив этот человек, я ничего не смогу забыть.
Аббатиса с укором качала головой и отвечала Луизе:
