Бретт не предлагал ей открытый брак, удобный для обоих партнеров. Нет, он вообще не предлагал ей «брак по расчету». Он сказал, что она нужна ему. И дело было не в забытом кондоме или в сексе, если не считать того, что Бретт хотел, чтобы секс между ними продолжался. Она ему нравилась, он заботливо к ней относился как друг. Он хотел бытье Клер...
Но ее потребность в нем была подобна живому источнику. Однако их брак все разно стал бы неравным. Поэтому... Она будет его любовницей, но возлюбленной – никогда. От любовницы уйти легче, чем от возлюбленной.
Бретт оказался рядом. Он взял ее за плечи. Нежно, но твердо.
– В чем дело, сахарок?
– Ничего нового.
– Так скажи мне, в чем старое дело.
– Не могу.
– Почему?
– Мне будет слишком больно, – честно призналась Клер.
– Ты в этом уверена?
– Да.
– Ты уверена, что это не из-за того, что я – солдат?
– Нет. – Клер кусала губы. – Я восхищаюсь тобой, Бретт, больше, чем ты представляешь. Я... Мне нравится в тебе все. Очень.
– Тогда выходи за меня.
Она медленно покачала головой. Она была вся во власти эмоций.
– Я не могу!
– Почему ты не можешь? – Он повернул ее к себе лицом, выражение его лица было таким трогательно- нежным, что у нее заныло в груди. – Объясни мне, родная. Пожалуйста.
Горячие слезы полились по ее щекам.
– Я люблю тебя, Бретт.
– Тогда будь моей женой.
– Но ты-то меня не любишь. Моя любовь будет к тебе расти, а ты станешь уставать от меня. Вскоре я тебе надоем, и ты найдешь другую и уйдешь к ней. Тогда мне будет очень больно...
– Итак, ты отказываешься от шанса быть счастливой, потому что боишься, что я в один прекрасный день тебя брошу?
– Что удержит тебя рядом со мной?
– Ты, – с ожесточением сказал Бретт. – Ты и я. Я умею держать слово, Клер. Я не нарушу тех обещаний, что дам тебе в день свадьбы. Я – не твой отец, – сказал он, давая ей понять, что знает все ее страхи.
Сердце Клер хотело надеяться, но разум, усвоивший горькие уроки прошлого, подсказывал, что и ее отец, вероятно, давал те же обещания матери. В Клер боролись столь противоречивые чувства, что она почти физически ощущала, что разрывается.
– Я больше не хочу об этом говорить.
– Отлично. Мы не будем разговаривать. – С этими словами Бретт приник к ее губам.
Он целовал ее до тех пор, пока Клер не обмякла в его руках, потом оторвался от ее губ и посмотрел ей в глаза.
– Не думаю, что это хорошая мысль, – прошептала Клер.
Он взял в ладони ее лицо. В его взгляде было нечто большее, чем просто страсть.
– Хватит разговоров, сахарок. Нам хорошо вместе – и это ответ на все вопросы.
Клер не смогла устоять против синего пламени его взгляда и поцеловала Бретта со всей страстью. Пусть наслаждение заглушит голос рассудка. Пусть в душе наступит мир, хотя бы на время.
Они только-только успели к ужину. Бретт был в костюме, а Клер надела ту самую юбку и белый джемпер без рукавов, которые купил ей Бретт в Линкольн-Сити. Она мысленно поблагодарила его за это полезное приобретение, когда увидела, в каких нарядах сидели за столом сестра и мама Бретта. Клер с удивлением отметила в себе проснувшийся интерес к нарядам. Ведь сколько себя помнила, она была равнодушной к моде. И как ни странно, Клер не почувствовала досады из-за того, что поддается «девчачьим глупостям».
Вечер выдался на редкость приятным. Беседа текла непринужденно. И еще Клер неожиданно для себя без всякого нажима со стороны женской половины семьи Адамс пообещала маме и сестре Бретта, что поедет с ними за покупками в Саванну.
Бретт весь вечер вел себя так, словно всем, включая Клер, хотел показать, что она для него что-то значит. Что он видит в ней не просто предмет вожделения, досадным следствием которого стал забытый кондом, повлекший за собой предложение руки и сердца.
Клер пыталась противостоять иллюзиям, рожденным обходительностью Бретта, но к тому времени, как он явился к ней в комнату поздно ночью, она уже почти верила в то, что действительно стала для него чем-то большим, чем просто любовницей.
Клер не впервой было чувствовать себя кому-то нужной, но еще никто никогда не делал ее центральной
