– Какой папа? – удивилась она. Мистер Даффилд покачал головой.
– Не глава римской церкви, мадемуазель. Его светлость имел в виду великого английского поэта Александра Попа.
Она устыдилась своего невежества и снова покраснела.
После обеда они перешли в увешанную гобеленами комнату. Ниниан еще днем украсил камин ветвями остролиста. Теперь он провел хозяина и хозяйку вечера к их «тронам» – позолоченным креслам с витиеватой резьбой. Он пояснил Розали, что обладание горошиной и фасолиной дает право распоряжаться вечерними торжествами.
– В какую игру вы хотели бы сыграть? – осведомился он.
– В «Дракона», – немедленно откликнулась она, вспомнив о любимой игре герцога.
После того как они вдоволь повеселились от проигрышей и штрафов, Джервас убедил Розали доставить им удовольствие и показать пантомиму. Ее зрители наперебой выкрикивали, кого они хотели бы видеть. Выслушав их, она изобразила королеву Шарлотту, дворецкого Парри и, наконец, пьяного матроса, о котором из чистого озорства упомянул Ниниан.
Ей захотелось рассмешить мальчика, и она предложила сыграть в жмурки. Когда он повернулся, изобразив слепого, Джервас и гувернер последовали за ним. Розали, быстро схваченная мистером Даффилдом, замыкала шествие. Герцог завязал ей глаза шелковым платком и заботливо спросил:
– Не слишком ли туго?
Она покачала головой, и он закружил ее, сначала медленно, затем скорее и, наконец, отпустил девушку. Ей понадобилось несколько минут, чтобы перевести дух и прийти в себя. Комната была невелика, и она не предвидела никаких осложнений с тремя игроками.
Услышав торопливые шаги, Розали двинулась вперед. Ее вытянутые руки коснулись занавесей, и когда она поняла, что за ними никто не прячется, то продолжила свои поиски на ощупь и наугад.
Негромкий смех заставил ее остановиться. Пытаясь определить, откуда он доносится, она услыхала шум в холле и смутилась. Кто-то тяжело дышал, а затем простонал. Однако вскоре все смолкло. Дверь в комнату со скрипом открылась, и Розали крикнула:
– Arretez![31] Пока игра не закончена, сюда нельзя входить!
– Прошу извинить меня за вторжение, – произнес спокойный, незнакомый голос, несомненно, принадлежащий женщине.
Розали в замешательстве сорвала повязку с глаз. Она с ужасом увидела стоящую прямо перед собой женщину средних лет.
Свет от горящей свечи отбрасывал отблеск на ее черную мантилью и муфту. Щедро украшенная перьями шляпа тоже была черной, как и юбка, выглядывшая из-под темных мехов. Все указывало на то, что неизвестная Розали дама – в глубоком трауре. Она окинула девушку пристальным взором с высоты своего немалого роста. Ее серые глаза затуманились от гнева, а в выгнутых бровях угадывалось аристократическое презрение.
Когда Джервас приблизился к ней, держа корону в руке, она спросила:
– Кто эта особа?
– Мадемуазель де Барант. Она учит Ниниана французскому языку.
– А она способна на это?
Граф молниеносно вскочил с софы.
– Certainement, ma chere tante. И она также придумала для меня этот костюм. Ты можешь догадаться, кто я? – Он отцепил уныло свисавшую бороду и принялся размахивать своим секстантом.
Выражение лица герцогини Солуэй смягчилось.
– Мне не терпится узнать, верно ли отгадала или ошиблась. Я не выдержу подобного напряжения. Я полагаю, какой-нибудь знаменитый флотоводец Рейли?
– Сэр Френсис Дрейк!
– А это кто? – спросила она, указав на джентльмена, стоявшего в углу.
– Это мой гувернер Джап. Он Оливер Кромвель. А Джер и мадемуазель Оберон и Титания.
Не зная, что ей еще остается делать, Розали согнулась в плие четвертой позиции, то есть в традиционном сценическом поклоне.
– Je suis enchantee de faire votre con-naissance, Madame la Duchesse![32] .
– Осмелюсь заметить... – Дама начала снимать перчатки и вновь обратилась к своему племяннику: – Ниниан, подойди и поцелуй меня, прежде чем я вернусь к себе в комнату. Джервас, я прошу тебя пойти вместе со мной. Нам надо многое обсудить.
– Как пожелаете, матушка.
Мать герцога неодобрительно молчала все время, пока они поднимались по лестнице в ее комнату, где горничная уже разожгла огонь в камине. Положив перчатки на столик у стены, она сняла шляпу и мантилью. Служанка забрала их и отнесла в гардеробную, а горничная последовала за ней.
И, лишь оставшись вдвоем с Джервасом, герцогиня обратилась к нему:
– Что это за детские выходки, как ты мог себе такое позволить? И кто эта накрашенная, полуодетая девица внизу? Я никогда не поверю, что она гувернантка.
– Она танцовщица, – искренно произнес он. – Ее настоящее имя Розали Дельфина Лавгроув, но в театральном мире она известна как мадемуазель де Барант.
