Голос у незнакомки был резкий и неприятный.
— Ты всегда сочиняла умопомрачительные сказки, Элен, но это уж слишком. Я не видела тебя около года.
— Не пытайся отрицать это…
— Я не пытаюсь. Я начисто это отрицаю!
— Пожалуйста, говори потише. На нас смотрят. Не могу, когда на меня глазеют. Я должна защищать свою репутацию, свое имя.
— Да никто не обращает на нас ни малейшего внимания.
— Еще как. Видишь, у меня и чулки разорваны, и пальто. Это случилось за городом. Ты забыла, что мы с тобой поехали за город посмотреть, как цветет люпин. Я споткнулась о камень и упала. — Но ее голос сам собой поднимался до вопросительной интонации, в глазах были неуверенность и страх. — Ты… ты припоминаешь теперь?
— Мне нечего вспоминать.
— Нечего?
— Я не видела тебя больше года, Элен.
— Но сегодня утром… утром ты же повстречала меня у подъезда гостиницы. Пригласила пойти выпить и сказала, что мы пойдем к человеку, который сделает тебя бессмертной, и ты хотела, чтобы я пошла с тобой.
— Это бессмыслица какая-то.
— Никакая не бессмыслица! Я даже помню имя этого человека. Терола. Джек Терола.
Эвелин спокойно, но с нажимом спросила:
— И ты ходила к этому человеку, к Тероле?
— Не знаю. Думаю, мы обе к нему пошли, ты и я. В конце концов, я не пошла бы в такое место одна, да еще Терола был твоим другом, а не моим.
— Я никогда не слышала это имя. Пока не прочла его сегодня в вечерних газетах.
— В газетах?
— Терола был убит сегодня до полудня, — сказала Эвелин. — Важно, чтобы ты вспомнила, Элен. Ходила ты к нему утром?
Мисс Кларво ничего не сказала, лицо ее выглядело равнодушным.
— Ты навестила Теролу сегодня утром, Элен?
— Я должна… я должна подняться наверх.
— Но нам надо поговорить.
— Нет. Нет, я должна подняться наверх и запереть дверь от всего, что есть уродливого.
Она медленно повернулась и пошла к лифту, сутулясь и засунув руки в карманы пальто, как будто хотела избежать физического контакта с кем бы то ни было.
Подождала, пока один из лифтов не освободился, вошла в кабину и приказала лифтеру тотчас закрыть дверцу. Лифтер, усталый старик, был не выше ребенка, словно годы, проведенные в маленькой кабине, задержали его рост. Он привык к причудам мисс Кларво. Например, к тому, что она предпочитала ехать в лифте одна. И в прошлом он получил от нее немало чаевых, чтобы потворствовать ее прихотям.
Он закрыл дверцу, а когда лифт пошел вверх, стал смотреть на указатель этажей.
— Ветреный сегодня денек, мисс Кларво.
— Не знаю. Я свой потеряла.
— Прошу прощения, мэм?
— Я потеряла свой день, — медленно повторила она. — Искала его повсюду, но не нашла.
— Вы… вы хорошо себя чувствуете, мисс Кларво?
— Не называйте меня так.
— Мэм?
— Называйте меня Эвелин.
— Хорошо, мэм.
— Ну давайте, скажите: Эвелин.
— Эвелин, — сказал старик и задрожал всем телом.
Вернувшись к себе в номер, она заперла дверь и, даже не сняв пальто, тотчас прошла к телефону. Когда стала набирать номер, почувствовала, как в ней вскипает возбуждение, точно жидкая лава в кратере вулкана.
— Миссис Кларво?
— Это… это вы, Эвелин?
— Конечно, я. Я оказала вам еще одну услугу.
— Прошу вас, пожалейте меня.
— Не хнычьте. Я этого не люблю. Терпеть не могу, когда хнычут.
— Эвелин…
— Я только хотела сказать, что нашла для вас Элен. Она у меня заперта в своем гостиничном номере, живая и здоровая.
— С ней все в порядке?
— Не беспокойтесь. Я за ней присматриваю. Только я умею с ней обращаться. Она дрянная девчонка и заслуживает наказания. Она, понимаете ли, бессовестно лжет, и ей надо преподать урок, как и другим.
— Дайте мне поговорить с Элен.
— О нет. Сейчас она говорить не может. Не ее очередь. Мы должны говорить по очереди, понимаете? Это очень неудобно, потому что Элен добровольно не уступает мне очередь и мне приходится самой проявлять инициативу. Она плохо себя чувствовала после несчастного случая, у нее ушиблена голова, поэтому я сама взяла слово. Я чувствую себя прекрасно. Я никогда не болею. Это я предоставляю ей. Оставляю ей все противные вещи: болеть, стареть… Мне двадцать один год, а этой старой кляче за тридцать…
Эвелин Меррик ждала Блэкшира в холле, куда он прибыл через двадцать минут.
— Я ехал так быстро, как только было возможно, — сказал Блэкшир. — Где Элен?
— Заперлась в номере. Я пошла за ней и попыталась поговорить с ней, но она на мой стук не откликалась. Поэтому я постояла у двери и прислушалась. Мне было слышно, что она там делает.
— Что же она делала?
— Вы знаете, что она делала, мистер Блэкшир. Я уже сказала вам, когда звонила по телефону. Она кому-то позвонила и стала разговаривать, пользуясь моим именем и моим голосом, притворялась, будто она — это я.
Блэкшир мрачно сказал:
— Дай Бог, чтобы это была детская игра, когда кто-то выдает себя за другого.
— А что же это еще?
— У нее редкая форма помешательства, мисс Меррик, болезнь, которую я подозревал у вас. Врач назвал ее раздвоением личности. Священник назвал бы такую больную одержимой дьяволом. Элен Кларво одержима дьяволом, которому она присвоила ваше имя.
— Для чего ей так поступать со мной?
— Вы хотите помочь мне выяснить это?
— Не знаю. А что я должна делать?
— Мы поднимемся к ней в номер и поговорим с ней.
— Она нам не откроет.
— Попытаемся, — сказал Блэкшир. — Все, что я могу сделать для Элен, — это попытаться. Пытаться, терпеть неудачу и снова пытаться.
Они поднялись на лифте на четвертый этаж и прошли по ковру длинной прихожей к номеру-люкс мисс Кларво. Дверь была заперта, и в щелях не видно было света, но Блэкшир услышал женский голос. Это был не усталый и равнодушный голос Элен; женщина говорила громко, дерзко и пронзительно, как
