том же оцепенении, что и он, и так же была готова к этому нежданному чуду, как и Фриско. Она стояла неподвижно, хрипло, с трудом дыша, не отводя взгляда, когда ладони его заскользили вверх, приподняли ее грудь и замерли там. Приятная тяжесть нежной плоти легла на ладони. Хриплый стон вырвался из его горла, когда она, судорожно глотнув воздух, тихо застонала и бедра ее качнулись ему навстречу. И в этот миг мозг его словно раскололся от взрыва.
Его захлестнул самый древний из всего сущего инстинкт. Руки его судорожно сжали ее ягодицы, он прижимал ее бедра к своим, давая ей ощутить всю меру своего желания. Тот же инстинкт овладел и ею, и веки ее затрепетали, она застонала, тело ее расслабилось и обмякло. Вместе они упали на колени, и она, приоткрыв глаза, прошептала:
— Дэл…
И вот тогда он поцеловал ее — не трепетно и нежно. Он целовал ее не для того, чтобы успокоить. Он брал ее рот с жадностью, почти жестоко, желая наказать за то, что она обладала телом, которое терзало и мучило его, за то, что она сказала ему, будто его поцелуй ничего для нее не значил. Он должен был наказать ее за то, что она позволила подонку Колдуэллу называть себя «сладенькой» и «крошкой», за то, что она вообще думала о ком-то еще, кроме него, Дэла Фриско.
Нет, она не была больше неподвижной в его объятиях. Руки ее взметнулись к его лицу, и она поцеловала его в ответ, неожиданно для него с той же яростной страстностью, так же грубо и жадно. Словно вдруг проснулась среди лунного света и, обнаружив, что жива, почувствовала неутолимый чувственный голод. Закинув руки ему на шею, она наклонилась вперед, сбив его на землю, и сама упала вместе с ним. Прижав свой рот к ее полуоткрытым губам, он перекатил ее на спину и стал целовать, целовать, словно пил ее сок и никак не мог напиться всласть. Как в горячечном бреду, они, сжимая друг друга в объятиях, катались по земле, полоумные от желания, распаленные от взаимных ласк, оба на грани безумия.
Руки его, беспорядочно шарившие по ее телу, нащупали грудь, и она, выгнув спину, подставила шею его губам. Он жег поцелуями ее горло, чувствуя под языком привкус пыли, солоновато-сладкий пот и еще что-то неуловимое, напоминавшее ему яблоки. Она рванула ворот его рубашки, желая добраться до его голого тела, и пальцы ее жгли и ласкали кожу. Жгли и ласкали одновременно. Казалось, что в каждом из них прорвалась плотина, и все смывающий на своем пути поток желания вырвался на свободу. И ей-богу, он мог овладеть ею прямо здесь, в ста ярдах от крутящегося в вихре животного страха стада.
Изнемогая от желания дотронуться до ее груди губами, Фриско рванул ворот ее рубашки, и в это время в нескольких футах от них показался бык. Лонгхорн несся вперед. Дэл растерянно вскочил на ноги, слишком поздно почуяв запах животного, слишком поздно услышав топот копыт. Он подумал: стадо бежит на них и очень скоро смешает их тела с техасской землей. Еще одно животное проскакало мимо, но то был не лонгхорн, а мул, выскочивший из самой гущи клубка, и Дринк-уотер, натянувший поводья своей лошади, крикнул:
— Нужна помощь, босс?
— Фредди упала с лошади. Мы потеряли наших коней, — сказал Дэл, только сейчас заметив, что и его конь куда-то пропал. — Мы дойдем пешком.
Фриско посмотрел вслед ковбою, поехавшему догонять мула, затем провел рукой по волосам и протянул Фредди руку, помогая подняться. Лунный свет освещал стебельки травы, запутавшиеся в ее волосах, и тело, видневшееся в распахнутом, с вырванными пуговицами вороте рубашки. Хватило беглого взгляда, чтобы убедиться, что и у него на коленях остались следы травы. Он и представления не имел, где были его шляпа и его конь.
По мере того как ум его прояснялся, он начинал осознавать, насколько потерял контроль над собой и ситуацией. Он забыл о стаде в самый трудный и ответственный момент. Боже, поверить трудно! В то время как он катался с этой женщиной по траве, под ними дрожала земля, а он не слышал ни топота копыт, ни криков вверенных ему ковбоев.
Потрясенный, он пробормотал:
— Такое больше не должно повториться…
Фредди торопливо заправляла рубашку. Подняв глаза, она спросила:
— По-твоему, то, что сейчас было между нами, тоже не имеет никакого значения? — И с вызовом вскинула голову.
Он медленным взглядом окинул ее грудь, ее бедра.
— Ты знаешь, что это кое-что значит, черт возьми!
Но это его совсем не радовало. Сексу нет места во время перегона скота. Трейл-боссу на перегоне есть чем заняться, и, разумеется, не обжиматься с женщиной. Как мог он не предусмотреть заранее, что один вид этой красавицы будет сводить его с ума? Зачем он вообще ввязался во все это?
— Где наш лагерь? — растерянно спросила Фредди.
— Около двух миль отсюда.
Погонщики все еще трудились над тем, чтобы сбить стадо в кучу, но паника постепенно утихала. Вдали горели огни двух лагерей. Несмотря на то что за ними расстилались пустынные прерии и впереди — никого, она локтем подтолкнула его, требуя, чтобы он отошел. Отойти сама она не могла.
— Что тебя гложет? — спросил он.
— Да, это кое-что значит для тебя, но повториться не должно. Я об этом думаю.
— До Абилина еще долгий путь, Фредди. Если у нас с тобой начнется что-то, то вскоре об этом узнают все.
— А ты не хочешь, чтобы кто-то знал о твоих шашнях с такой падшей женщиной, как я? — Фредди стреляла в него словами, почти не разжимая зубов. — Ну что ж, Фриско, ты ведь тоже не подарок. Может быть, мне тоже не хочется, чтобы кто-то узнал о моей ошибке — с тобой!
— О чем это ты толкуешь, черт возьми?!
Ему приходилось ускорить шаг, чтобы идти с ней наравне.
— Ты такой же, как все. Ты считаешь, что женщина со сцены — легкая добыча, вот ты и воспользовался моим несчастьем!
Фриско, остановившись, уставился на нее, а она пошла вперед, не оглядываясь.
— Ты порешь чушь! Я никем никогда в жизни не пользовался!
— В самом деле? Ты не можешь воспользоваться шлюхой или актрисой только потому, что они и так испорчены? Ты это хочешь сказать?
Вот этого Фриско особенно не любил в женщинах: вывернут слова мужчины наизнанку и совершенно извратят смысл.
Он схватил Фредди за плечи и, почти вплотную приблизив ее лицо к себе, сказал:
— Мы не сделаем ни одного шага, пока ты не скажешь мне, что все это значит!
— Это ты должен мне сказать, что это все значит!
— Фредди, клянусь Богом, я не знаю, о чем ты говоришь.
— Ладно, не переживай! — сказала она, стряхивая с себя его руки. — Этого больше не произойдет, можешь быть уверен, ты, сукин сын!
Ему потребовалось не меньше десяти минут размеренной ходьбы, чтобы успокоиться и наконец понять, что она имела в виду.
— Я сказал, что этого не должно повториться, потому что… — произнес он у нее за спиной.
— И не повторится! — бросила она через плечо.
— Потому что мне надо думать о деле, да и тебе тоже. Этот перегон чертовски важен для нас обоих. Я не могу думать о том, как бы с тобой уединиться, вместо того чтобы заниматься решением насущных вопросов.
Фриско уже успел убедиться, что женщина может навредить делу сильнее, чем любое количество виски. Даже в те времена, когда он пил, Дэл не забывал об испуганном стаде, метавшемся в нескольких ярдах от него. Если бы ему кто раньше сказал, что человек может забыть о бегущих на него быках в объятиях женщины, Фриско рассмеялся бы выдумщику в лицо.
— Вот и я о том же. Ты воспользовался моей минутной слабостью, использовал меня как шлюху, а теперь, когда удовлетворил свое любопытство, ты сбегаешь. А я чувствую себя втоптанной в грязь.
Схватив Фредди за плечи, он развернул ее к себе лицом.
