сестру, обязана была следить, чтобы с малышкой Лестер не случилось беды. Потом, когда Лес подросла, она принялась во всем подражать старшей сестре — желала носить те же платья, что носила обожаемая Фредди, так же причесываться, даже походку копировала. Почему Фредди это так раздражало, она и сама не знала, но факт оставался фактом: обезьянничанье младшей ее жутко бесило.
Фредди помнила, как помогала Лес с уроками, как показывала ей стежки для вышивки, как учила штопать чулки, потому что у Лестер никогда ничего не получалось. До Лес все всегда доходило с трудом. На задание, для выполнения которого Фредди требовался час, у Лес уходило часа три. И это тоже раздражало Фредди, вынужденную тратить на сестру время, которое могла бы потратить на себя. Лес приходилось не раз выслушивать, что думает Фредди по поводу ее способностей. Надо сказать, что и младшая со временем научилась огрызаться. Когда же сестры стали взрослыми, они начали ссориться уже всерьез. Лес для Фредди всегда была чем-то вроде лианы, паразита, от которого дерево хочет освободиться, да не может. Когда Фредди, умудренная жизненным опытом, вернулась на ранчо, она попыталась относиться к сестре менее предвзято, однако не находила в Лес ничего достойного одобрения. Глядя на младшую сестру, она видела лишь совершенно никчемное существо. Кроме того, Фредди сделала весьма существенное наблюдение: ей казалось, что Джо Рорк отдает младшей дочери явное предпочтение.
Думая о прошлом, Фредди приходила к выводу: более теплое отношение Джо Рорка к младшей из дочерей нетрудно объяснить. Ведь во многих семьях происходило то же самое: младших жалели больше. Были у отца и другие причины сильнее любить младшую из дочерей.
Алекс уехала на восток, о ней пришлось забыть. Фредди же опозорила его, сбежав с актерской труппой. Пока не появилась Лола, Джо склонен был видеть в Лес хозяйку дома, женщину, которая скрасила бы его старость. Она разочаровала отца, лишь когда привела в дом Уорда.
Фредди устыдилась той зависти, которую испытывала к сестре. Остановившись, она потерла ладонями виски. Лес оказалась гораздо более самостоятельной, чем можно было от нее ожидать. До этого перегона Фредди и представить не могла, что Лес способна проявить настойчивость, даже мужество. А ведь прежде Фредди была убеждена, что Лес умеет только одно: перекладывать на других все свои проблемы.
Но сейчас Фредди все чаще восхищалась сестрой — невольно восхищалась. Да, Лес стонала и жаловалась. Каждый новый вызов судьбы страшил ее. Но затем она брала себя в руки и молча, настойчиво училась делать то, что от нее требовалось. Причем успешно училась.
Между тем Фриско, находившийся на противоположном берегу, дал команду переправляться. Фургон Лутера убрали с дороги, и переправа началась. Фредди и Джеймс переправлялись последними, но в конце концов настал и их черед войти в воду. Вскоре быки благополучно добрались до противоположного берега и направились туда, где уже паслись все остальные животные. Отогнав вместе с Джеймсом вверенную им часть стада на стоянку, Фредди получила наконец возможность выяснить, что же все-таки случилось с Лес. Она не знала, можно ли сейчас беспокоить Алекс, поэтому сразу отправилась к Дэлу. Фриско, все еще сидевший на коне, был мрачнее тучи.
Она подъехала к нему. Тронув за плечо, почувствовала, как напряглись его мышцы.
— Как Лес?
— Пока спит — ей дали опийной настойки, — ответил Фриско — ответил лишь после того, как Фредди убрала руку с его плеча. — Алекс наложила двадцать шесть швов. Лес потеряла много крови. Сейчас она очень слаба, но непременно поправится.
Солнце уже садилось, но было еще достаточно светло, чтобы разглядеть тревогу на лице Дэла. Фредди машинально тряхнула рукой, словно чувствовала покалывание в пальцах после прикосновения к плечу Фриско.
— Сколько быков мы потеряли?
— Сорок шесть, — сказал он, глядя в сторону лагеря.
Фредди всегда считала, что глаза — самое главное во внешности мужчины. Это относилось и к Фриско. На его глаза — то серые, то голубые — она обратила внимание в первую очередь. Эти серо-голубые глаза могли быть то холодными, то пылающими, то пронзительными, то ласковыми. Когда Дэл скрывал свои чувства, лицо его было каменным, но глаза неизменно выдавали: за гневом, кипящим на поверхности, в серо-голубых глубинах таилось вожделение, столь неистовое, что эта страсть передавалась и ей, Фредди.
Судорожно сглотнув, она пустила своего коня рядом с его. При виде лагерных огней Фредди почувствовала, как ужасно утомилась за день. Почувствовала, как стянуло кожу на лице от долгого пребывания под жарким солнцем. Ноги ныли, а руки болели так, будто к каждой привязали пудовую гирю. И все это — каждый день…
Глядя прямо перед собой, Фредди спросила:
— Правда ли, что Колдуэлл поставил повозку так, что перегородил быкам дорогу?
— Да.
Она молча кивнула и поджала губы. Это тоже ему зачтется. Страдания Лес — на его совести. Если бы Колдуэлл не был так беспечен, Лес не мучилась бы сейчас.
— И что теперь?..
В сгущавшихся сумерках профиль Фриско казался высеченным из каменной глыбы.
— Лес вне игры? Это было бы несправедливо, Дэл. Лес усердно трудилась, научилась всему, чему должна была научиться. Сестра делала все, о чем ни попросят. Я смогу одна удержать хвост, пока она не поправится. Клянусь, что смогу!
— Лутер проверяет, предусмотрел ли Джо такую ситуацию.
— Но за тобой остается решающее слово.
Фредди осторожно прикоснулась к руке Фриско. Прикоснулась не для того, чтобы убедить его, — скорее чтобы успокоиться. И мысленно удивилась: оказывается, в трудную минуту она нуждалась в его поддержке.
— Прошу тебя, не наказывай Лес за то, в чем она не виновата.
Какие привычные слова! Опять она пыталась решить за Лес ее проблемы. Лес, такая беспомощная и никчемная, всегда нуждалась в поводыре. И Фредди от рождения суждено было стать поводырем младшей. Так было раньше. Но на сей раз Фредди испытывала совсем другие чувства. Если раньше, помогая сестре, она презирала ее за беспомощность, то теперь дело обстояло иначе.
— Это тоже репетиция очередной сцены, Фредди?
Сумерки сгустились настолько, что она не видела выражения его лица.
— «Мистер Разбойник, прошу вас, не привязывайте мою сестру к рельсам!»
Фредди снова прикоснулась к локтю Дэла, но тут же отдернула руку, словно обожглась.
— Я лгала тебе прошлой ночью, — сказала она тихо и почувствовала, что краснеет. — Я не играла. Я только…
Фредди вскинула подбородок и прикусила губу. Ей не хотелось, чтобы он знал, как часто она вспоминает его поцелуи, прикосновение его мозолистых ладоней, как часто думает о нем… довольно!
— Я только прошу, чтобы вы дали Лес шанс, поскольку она это заслужила.
Лес поняла, что лежит в палатке. Алекс или Фредди… одна из них упомянула о дожде, который пришел с юга, поэтому палатки поставили для всех. Лес также знала, что тяжело ранена. Она видела, что левая нога у нее в бинтах, и чувствовала боль, накатывавшую, словно невидимое глазу течение под гладью теплого моря, баюкавшего ее на своих волнах. Лес не помнила переправы, не помнила и того, как Алекс зашивала ее рану. Погонщики заглядывали в палатку и говорили с ней, но что они говорили, Лес тут же забывала. Остались в памяти лишь обрывки фраз да кое-что из сказанного сестрами — они иногда забирались в палатку и сидели рядом с Лес, держа ее за руку.
— Лес, черт побери, ты слышишь, что я говорю?
Лес открыла глаза и улыбнулась Уорду. Полог палатки был откинут, и в нее пробивался свет костра. Она видела редеющие волосы Хэма и его сморщенное лицо. Да, красавцем он не был, совсем не походил на Принца Очарование, который должен был приехать за ней и увезти в дом, похожий на дом Лутера Морланда. Этот дом стоял на углу главной улицы, и перед домом была красивая зеленая лужайка, на которой росли цветы. Высокие тополя затеняли террасу, а за террасой находилась застекленная веранда, на которой тоже было много зелени…
— Но ты не похож на него, — пробормотала Лес, разочарованная увиденным.
