Делла судорожно сглотнула и отвела взгляд от маячившей вдалеке фигуры.
Странно, но интимная сторона брака никогда не волновала Деллу, хотя нельзя сказать, что занятия любовью с Кларенсом ей не нравились. Но скорее это было своего рода долгом, супружеской обязанностью, способом удовлетворить мужа и зачать ребенка.
Иногда, лежа в своей походной постели, к своему ужасу, она задавалась вопросом: каково это – заниматься любовью с Камероном? И тогда горячая волна разливалась по всему ее телу.
– У вас лицо покраснело. Все в порядке? – спросил Камерон, подъехав к ней.
– Солнце жжет немилосердно. Просто не верится, что вчера был такой холод.
Она старалась не смотреть на его мускулистые бедра и сильные загорелые руки.
Чувствуя, как горят щеки и ноет низ живота, Делла приуныла. Он совершенно ей не подходит. А она просто недостойна его. Вот и все.
– В миле отсюда есть прекрасное местечко для лагеря. Кивнув, Делла посмотрела на заходящее солнце.
По мере того как Делла привыкала к верховой езде, Камерон все реже и реже делал остановки, но время, как ни странно, летело быстрее.
– Если вы справитесь с мулом, я поскачу вперед и подстрелю нам на ужин кролика.
– Все в порядке, мне нетрудно вести мула.
Когда Делла подъехала к лагерю, Камерон уже выкопал яму для костра и освежевал двух кроликов – теперь мяса хватит и на сегодня, и на завтра. Камерон расседлал Боба.
– Я помогу вам устроиться, но готовить – ваша обязанность.
– Послушайте, если вам неприятно…
– Я поразмыслил и решил изменить эту свою привычку.
– Прекрасная мысль.
Делла достала свою постель и принялась ее расстилать. Даже самые умные мужчины порой бывают на удивление тупыми.
Делла напоминала себе об этом все то время, пока Камерон нависал над ее плечом, проверяя, как она варит кофе.
– Я люблю класть в свежий кофе старую гущу. Так он становится более насыщенным и крепким, – сказал Джеймс.
– Я так и сделала.
Казалось, у Камерона нет других забот, кроме кофе.
– А вы нашли мешочек с яичной скорлупой? Она придает кофе неповторимый…
Выпрямившись, Делла уперла руки в бока и сощурилась.
– Вы сами хотите этим заняться? Подняв руки, Камерон отступил назад.
– Нет-нет. Вы прекрасно справляетесь.
– Тогда налейте, пожалуйста, в котелок воды.
Как приятно заняться чем-то полезным. Ее мать была бы рада. Она не хотела отпускать дочку в Атланту лишь потому, что, живя в доме со множеством слуг, девушка могла избаловаться. Так оно и вышло.
Делла замерла с недочищенной картофелиной в руках, размышляя о том, сколько лет могла провести с матерью и как много потеряла, не сделав этого.
– Из-за дождя уровень воды поднялся. Если вы хотите что-то помыть или постирать – воды теперь у нас предостаточно. – Камерон поставил котелок с водой. – У вас грустный вид.
– Я вспомнила свою мать.
– Расскажите мне о ней, – попросил он, когда они сидели, попивая кофе.
– О моей матери? Она осталась вдовой, когда мне было четыре года. Отца я почти не помню. Мама всегда была занята. Стирала, шила, убирала. Она никогда не плакала, не повышала голоса. Вела себя в высшей степени достойно. Она не очень-то умела обращаться с детьми, и я поняла, что мы поймем друг друга, лишь когда я стану взрослой.
– И вы поняли друг друга?
– Я уехала в Атланту и больше не видела маму. К тому времени как мы с Кларенсом поженились, война была в самом разгаре, поэтому о поездках никто и не помышлял. Мама умерла незадолго до гибели Кларенса. А что случилось с вашей семьей?
– Я уже говорил, что мой отец был судьей. Мать боролась за права женщин и вступала в разные общества. Нам с сестрой полагалось читать газеты, чтобы за ужином мы могли обсуждать главные темы.
– Думаю, мне понравилась бы такая семья.
– Судьи всегда возлагают на окружающих большие надежды. Но мы с Селией разочаровали отца. Он сделал все, чтобы она поступила в университет, но она выскочила замуж. И еще он был категорически против того, чтобы я шел на войну.
– Как умерли ваши родители? – спросила Делла.
– Отец посадил одного человека за решетку, и его жена застрелила «несправедливого», по ее мнению,
