Она видела крошечные личики, тревожные, охваченные гневом, испуганные. Она предала их. А они в ней нуждаются.
– Простите меня! Пожалуйста, поймите! Я не могу взять вас с собой.
Что с ними станется? Может, сорвется несколько бутонов. А сколько еще останется.
– Делла? – Камерон осторожно потряс ее за плечо. – Проснитесь. Вам приснился кошмар.
Она резко села, схватила Камерона за руки. Слезы ручьями текли из глаз.
– Я не могу! – шептала она. В голосе ее слышалась мука. – Не могу позаботиться о них. – Тут взгляд ее прояснился. – Камерон? – Она нахмурилась.
– Это был сон.
– О Боже! – Отпустив его руки, Делла прижала трясущиеся пальцы к губам.
– Я принесу вам кофе. – Чем еще он мог ей помочь? – Что вам приснилось? – спросил он, присев на землю у ее постели.
– Огромное поле тыкв. Сотни, тысячи тыквенных побегов. И миллионы младенцев. Не так уж страшно. Но почему-то меня это повергло в шок.
– Сны – странная вещь, – проговорил Камерон. Делла взяла кружку с кофе. Кошмар отступил.
– А вам снятся страшные сны?
– Иногда, – ответил он и добавил: – Думаю, это с каждым бывает.
– А сны повторялись?
Камерон пристально посмотрел на Деллу. Она, как обычно, затронула тему, которую он предпочел бы не обсуждать. И как обычно, он чувствовал, что должен объясниться, потому что они уже заговорили об этом и Делла поведала ему о своем сне. И теперь ждет его ответа.
– Иногда мне снится, что я приехал в город и иду по центральной улице.
– А в этом сне есть другие люди, или вы один?
– Я всегда один. Но в стороне видны люди, целые семьи, они идут по своим делам. И не видят меня.
– Продолжайте.
– Я начинаю искать свою семью и вдруг вспоминаю, что у меня ее нет. И в этот момент вижу свое отражение в витрине магазина. Там я старый и седой.
– И это вас расстраивает.
– Да, – нехотя признался он, полагая, что, по мнению Деллы, в его кошмарах должна быть куча преступников или что-то в этом роде. Ей и в голову не могло прийти, что самый страшный кошмар для него – это оказаться посреди городка в полном одиночестве.
Раздраженный, он вернулся к костру и разбил в сковороду несколько яиц. Ему необходимо было хоть чем-нибудь занять себя.
Что особенного в этой Делле Уорд? Почему он изливает ей душу? Объясняет свои поступки? И почему для него так важно ее мнение о нем?
– Я знаю, о чем вы сейчас думаете, – проговорила Делла, подходя к костру. Она уже умылась и привела в порядок волосы, но косу не расплела.
– Нет, не знаете.
– Вы думаете, что ночной кошмар должен быть страшнее сна. Вам приснилось, что вы идете по улице, и сон показался вам страшным. Это вас и привело в замешательство.
Черт побери! Ведь она права. Камерон не нашелся что ответить и нахмурился.
– Я думаю, сны – это послания нам свыше.
– Чушь какая-то. – Камерон не верил в вещие сны.
– Тогда что, по-вашему, сон?
Делла сняла с огня сковороду, выложила яичницу на тарелку, добавила несколько ломтиков ветчины и протянула тарелку Камерону.
– Многие мои сны больше похожи на воспоминания, но эти воспоминания искажены, изуродованы. Иногда снится то, чего никогда не было и не могло быть. Порой мне кажется, что сон вещий, но растолковать его я не могу.
И знаете, что еще? – Она бросила на него взгляд. – Мне никогда не снятся Кларенс, Клер, моя мама. А так хотелось бы их увидеть во сне!
Камерон вдруг подумал, что Делла снилась ему, лишь когда была запечатленным на фотографии образом, но исчезла из снов, как только появилась в его жизни.
– И все же что вы подразумеваете под сном?
– Не знаю.
– Но должно же у вас быть мнение на этот счет?
– Никогда не думал об этом. – Камерон неожиданно улыбнулся. – Судье, моему отцу, вы понравились бы.
Делла смутилась, однако слова Камерона ей польстили.
