раз в жизни получить то, чего я действительно хочу, — тихо сказала она. — Мне не надо этого на долгое время или навсегда, потому что я знаю, что это невозможно. Но на короткое время…
— Разве тебе было бы достаточно одного кусочка пирога? А если ты узнаешь, каков он на вкус, а потом поймешь, что он тебе не принадлежит, разве от этого тебе не станет еще горше?
Таннер вернулся в лагерь с обломком скалы. Он кивнул Фокс и Пичу и поспешил к палаткам.
— Не знаю, — прошептала Фокс, наблюдая за Таннером. — Все, что я сейчас хочу, так именно этот кусочек, даже если он и не очень вкусный.
Пич встал, со вздохом взглянул на уздечку и перед тем, как пойти проверить лошадей, на прощание стиснул плечо Фокс.
Тут она неожиданно заметила Джубала Брауна, наблюдавшего за ней из-под полей шляпы.
— Ты подслушивал?
Браун поднял руки.
— Ты меня побьешь, если я в этом признаюсь?
Фокс попыталась вспомнить, о чем они с Пичем говорили. Кажется, ни о чем особенном.
— Не беспокойся, — ухмыльнулся Браун. — Еще минуту назад я дремал. Все, что я слышал, так это насчет какого-то кусочка. Ты собираешься печь? — с надеждой спросил он.
— Мне все равно, даже если ты слышал все, о чем мы говорили. — Она пожала плечами. Хоть бы Ханратти поскорее вернулся, чтобы она могла покончить с ужином и заползти в свою палатку. Она вдруг почувствовала страшную усталость.
— Я тебе не очень нравлюсь, не так ли? Фокс посмотрела на него, но промолчала.
— Это потому, что я конфедерат?
— Я уже тебе говорила. Война для меня — это что-то нереальное.
— Или ты сердишься из-за того, что украли золото? В этом был виноват Ханратти, а не я.
Раскачиваясь на каблуках, Фокс смотрела на Брауна в упор. Высокий, худой, он даже был красив, хотя и грубой, неотесанной красотой. Оттого, что он два дня не брился, у него отросла жиденькая бородка, делавшая его старше. Фокс пришлось напомнить себе, что перед ней убийца, но с повадками врожденного лентяя.
— Ты нравился бы мне больше, если бы меньше хныкал и больше помогал.
— Я нравился бы тебе больше, если бы я был богат, а манеры у меня были, как у герцога. — Еще больше откинувшись на седло, он надвинул шляпу ниже на глаза. — Конечно, если бы я был богатым герцогом, я перестал бы пялиться на твою задницу и нашел бы себе леди, одетую в шелка, от которой пахло бы духами.
— Я не говорила тебе, что ты грубый и вульгарный тип, нет? Ты нравился бы мне чуточку больше, если хотя бы немного следил за своим поведением.
— Ну да, ты же привыкла к утонченным манерам. Стиснув зубы, Фокс метнула взгляд в сторону палатки Таннера, потом нарезала картошку и, бросив ее и лук в котелок с водой, повесила его над огнем. Может, она и не знала все досконально о хороших манерах, но оценить того, кто ими обладал, она вполне могла.
— Как ты думаешь, а папаша Таннера и вправду дал себя похитить?
Удивившись вопросу, Фокс резко обернулась к Брауну, но он так низко надвинул шляпу, что она не могла увидеть выражение его лица.
— Какого черта ты задаешь такой странный вопрос?
— Может статься, что нам приходится подвергать себя опасности по совершенно другой причине.
— Например? — Она не понимала, на что он намекает.
— Таннер сочувствует северянам, не так ли? Наконец она поняла.
— Забудь. Если бы Таннер задумал передать деньги северянам, было бы проще отправить золото в Сан-Франциско — это значительно ближе. За то время, что мы в пути, он смог бы добраться до Сан-Франциско и вернуться обратно.
— Может быть, тому, чтобы отправить золото в Денвер, есть какая-нибудь причина?
— Не вижу смысла.
— А есть смысл в том, что похитители собираются держать у себя папашу Таннера целых три месяца? Если бы я был похитителем, я не стал бы валандаться со стариком три месяца. Пристрелил бы его, и делу конец.
Фокс снова бросила взгляд в сторону палатки Таннера и понизила голос:
— Надеюсь, это не так, но вполне возможно, что Таннер заплатит выкуп, а его отца уже убили.
Браун большим пальцем приподнял с глаз шляпу.
— Если старик мертв, зачем ждать денег три месяца? На месте похитителей я послал бы телеграмму, в которой написал бы, что старик у меня и выкуп в пятьдесят тысяч долларов должен быть переведен в течение недели, или старик умрет. Я все равно бы его убил. Но все кончилось бы через неделю, а не растянулось на три месяца.
Зачем только Браун запустил ей в голову эту мысль? Закусив губу, она смотрела на палатку Таннера. Неужели он использует отца как прикрытие, а истинная причина, по которой он переправляет золото в Денвер, совсем другая?
— Однако это не ты похитил отца Таннера. А у них, очевидно, есть свои причины, чтобы поступить именно так. Наверное, это менее опасно, чем послать телеграмму и засветиться.
— Да они назовутся другими именами, — презрительно фыркнул Браун.
— Даже в этом случае. — Фокс обрадовалась, завидев вдали Ханратти с тушей небольшого оленя, переброшенной через круп лошади. — У меня нет причин не доверять Таннеру. Так что закончим этот разговор.
Все же она не могла отделаться от сомнений, которые заронил в ее душу Браун. Во время ужина она то и дело посматривала на Таннера, который отошел от костра со своей тарелкой, и спрашивала себя, не наврал ли он о похищении отца.
Где-то около полуночи она перестала сверлить глазами потолок палатки и решила, что подозрения Брауна — чепуха. Мэтью Таннер был благородным человеком. Но что, если…
Если он отправился в Денвер, чтобы спасти своего отца, значит, он замечательный человек, преданный сын, которому можно доверять. Если он наврал насчет своего отца и деньги предназначались для какой-либо военной операции, то Таннер — лжец, обманщик и бессовестно прикрывается своим отцом, чтобы завоевать незаслуженную симпатию.
Но этого не может быть.
Фокс легла на бок и тяжело вздохнула. Ей безумно хотелось, чтобы Таннер прикоснулся к ней. Но он ее избегает. Неожиданно она подумала, что, пожалуй, надо взять все в свои руки.
Следующие несколько дней прошли без происшествий. Переходить вброд ручьи, взбираться на горы и спускаться вниз с опасных склонов уже стало такой же рутиной, как обустройство лагеря по вечерам. В горах было холодно, в долинах — теплее. Однажды утром был сильный снег, который превратился к полудню в ледяной дождь, и они ехали молча, согнувшись в седлах, стиснув зубы. Но в общем и целом им повезло с погодой.
Ханратти и Браун жаловались на однообразие горных вершин, узких долин и голубого неба. Таннер подозревал, что эти двое наверняка через день заблудились бы, потому что им совершенно очевидно не хватало острого взгляда Фокс, подмечавшего любые мелочи ландшафта.
Фокс ошиблась всего один раз, когда подвела их к краю глубокой, зажатой между двумя отвесными скалами балке, которую лошади не могли перейти. В результате они потеряли несколько часов на то, чтобы обогнуть эту балку. Но как правило, она точно знала маршрут. Утром она обычно объявляла, куда они едут и сколько, по ее расчетам, это займет времени, и потом безошибочно приводила их именно к тому месту, которое она выбрала для ночевки.
Таннеру очень хотелось расспросить ее о том, как давно она в последний раз вела людей по этому маршруту и какие запомнила ориентиры. Помнила ли она маршрут в общем или вспоминала местность, по мере того как они подъезжали к тем или иным ложбинам или вершинам.
Но в его голове прочно засело предостережение Пича. Он слишком восхищался фокс, чтобы увлечь ее, а потом оставить в конце их путешествия.
Поэтому он старался держаться от нее подальше, пресекая ее попытки оказаться рядом. Это давалось ему с трудом, потому что он и сам страдал от того, что не может с ней поболтать.
Сейчас он сидел у костра, мрачно наблюдая за тем, с какой тщательностью она расчесывает волосы, моет лицо и шею. Этот ежевечерний туалет завораживал его. Перед тем как заползти в спальный мешок, она чем-то мазала лицо, потом нюхала перчатки, которые надевала на ночь — при этом лицо ее принимало брезгливое выражение, — и укладывалась спать.
Об этом ему тоже хотелось ее спросить. Зачем она надевает на ночь перчатки?
— Мистер Таннер. — Пич окликнул его уже во второй раз. — Не сыграть ли нам партию в шашки?
Двое других мужчин сидели спиной к Фокс и не видели, как она расчесывает свои длинные рыжие волосы. Но Пич заметил, куда смотрел Таннер.
— Не сегодня, спасибо. — Таннер встал и, заложив руки за шею, потянулся, глядя в небо. — Я возьму в палатку фонарь и немного почитаю.
Так как по ночам часто шли дожди, они решили, что лучше ставить палатки, чем спать под открытым небом и просыпаться утром насквозь промокшими.
Таннер залез в палатку и лег поверх спального мешка, поставив фонарь у себя за плечом и положив голову на мешки с деньгами. Но только он раскрыл книгу, собираясь читать, как услышал голос Фокс:
— Выходите из палатки!
Таннер стремглав выскочил наружу, прихватив ружье.
— Что случилось?
Он быстро огляделся и отметил, что лошади и мулы были на месте. Охранники сидели у костра, пили кофе и ухмылялись. Пич негодующе смотрел на Фокс.
Последние лучи солнца освещали ее лицо, все еще розовое от умывания холодной водой. Глаза были скорее серые, чем голубые, и сверкали так, словно из них высекали огонь.
— С меня довольно. Нам надо поговорить. — Она метнула взгляд на сидящих у костра мужчин. — Но не при них. — Не дожидаясь ответа, она отошла к высокому кусту можжевельника.
Таннер заметил, что ее пончо
