руку себе на лоб.
— Фуксия, я попытаюсь ответить на все ваши вопросы. Я не буду уклоняться от прямых ответов. И вы должны верить мне... Так вот: я не знаю, что случилось с вашим отцом. Я знаю лишь, что он был очень... эээ... болен — впрочем, вы наверняка помните это и без меня. Помните вы, конечно, о том, что он просто взял и исчез. Может быть, кто-нибудь из ныне живущих знает, что произошло с ним, но я не знаю, кто этот человек... Таким человеком мог бы быть Флэй или Потпуз, однако и они исчезли в то же время.
— Господин Флэй жив, Доктор Хламслив.
— Нет, нет! — воскликнул Доктор — С чего вы это взяли?
— Тит видел его. И не просто видел, но и говорил с ним.
— Тит видит его?
— Да, в лесу. Но это секрет! Вы не...
— А он здоров? Я имею в виду Флэя? Он в здравом уме? Что Тит рассказывал о нем?
— Флэй живет в пещере, охотится и ловит рыбу, чтобы добыть себе пропитание. Флэй интересовался тем, как я поживаю... Он по-прежнему очень предан...
— Бедняга Флэй! Бедный, старый, верный Флэй! Но ты не должна с ним общаться, Фуксия. Из этого ничего, кроме вреда, не получится... Ты... Вы, Фуксия, должны... я не позволю, чтобы с вами произошло что-нибудь... неприятное.
— Ну все-таки, что же произошло с моим отцом? — воскликнула девушка — Вы же только что сказали, что Флэй, может быть, знает, что с ним произошло? Может быть, он жив! Он наверняка жив!
— Нет, нет, нет, — быстро проговорил Хламслив — Я почти уверен, что его уже нет в живых... Фуксия, я уверен в этом.
— Но... но... Доктор! Я просто должна повидаться с Флэем! Он так ко мне хорошо относился! Я хочу отнести ему что-нибудь...
— Пожалуйста, не надо, Фуксия. Вы не должны этого делать. Может быть, когда-нибудь вы с ним встретитесь, но сейчас вы не должны расстраиваться... вы и так расстроены и озабочены. Вам не нужно выходить за пределы стен Замка. И Титу тоже. Так нельзя поступать! Он еще недостаточно взрослый, чтобы, одному, тайно, отправляться в дикий лес! Ради Бога, Фуксия, скажите, что еще рассказывал Тит?
— Но он все это поведал мне по большому секрету. И вы тоже не должны никому...
— Ну, конечно, конечно! Я никому ничего не скажу!
— Тит видел в лесу нечто...
— Какое нечто?
— Нечто летающее. Парящее в воздухе существо.
Хламслив застыл, словно превратился в глыбу льда.
— Летающее существо... Я не совсем понимаю, что он имеет в виду. — Фуксия, наклонившись вперед, сжала перед собой руки. — Незадолго до смерти няня Шлакк... — Фуксия перешла на шепот, — говорила со мной... ну, всего за несколько дней до того, как она умерла... и она была вовсе не такая взвинченная, как всегда. Она говорила со мной спокойно — как в те времена, когда была еще не такая нервная. Она мне рассказала о временах, когда родился Тит, как Кеда приходила кормить Тита грудью — это я сама помню, — и о том, как Кеда вернулась во Внешнее Поселение и один из Резчиков сошелся с ней, и у нее родился ребенок, и девочка эта была не совсем такой, как остальные дети. Ну, не только потому, что Кеда была не замужем, а вообще какая-то отличная от всех других детей, и разное говорили про этого ребенка. Няня Шлакк сказала, что Живущие Вне Замка не хотели принимать девочку, потому что она была незаконнорожденной, а после того как Кеда покончила с собой, девочку воспитывали иначе, чем остальных детей. Но разве она виновата, что так все получилось? Когда она немного подросла, она стала вести себя очень странно, и все относились к ней очень плохо. Она никогда не водилась с другими детьми, только пугала их; бегала по крышам, лазала по дымоходам, а потом вообще стала почти все время жить в лесу. Няня Шлакк рассказала, что Живущие в Глинобитных Хижинах ненавидели эту девочку и боялись ее, потому что она была такая шустрая, появлялась и исчезала и скалила зубы. А потом, как рассказала няня Шлакк, эта девочка вообще ушла от людей, и никто не знал, где она, только иногда ночью был слышен ее смех, и ее прозвали «Оно». Вот что мне рассказала няня Шлакк. И добавила, что эта девочка жива, и что она молочная сестра Тита. И когда Тит рассказал, что видел в лесу какое-то летающее существо, я подумала, а вдруг это...
Фуксия подняла голову и увидела, что Хламслив уже не сидит в кресле рядом с ней, а стоит у окна и смотрит в темноту, туда, где на небосклоне вспыхивали падающие звезды.
— Если Тит узнает, что я вам все это рассказала, — громко произнесла Фуксия, тоже поднимаясь на ноги, — он никогда не простит мне этого. Но я боюсь за него. Я не хочу, чтобы с ним что-нибудь случилось... Он так изменился, все время смотрит в никуда и не слышит и половины того, что я ему говорю. А я его так люблю... Вот что я хотела рассказать вам, Доктор Хламслив.
— Фуксия, — откликнулся Доктор, — уже очень поздно. Я подумаю над всем тем, что вы мне сказали. Пока не надо ничего мне больше говорить. Если вы мне все выложите сразу, я полностью растеряюсь и ничего толково не смогу обдумать. Пускай будет каждый раз понемножку, сначала об этом, а потом о чем-то другом, а потом еще о другом... Я знаю, есть еще многое, что вы хотите мне сказать, но вы должны подождать пару дней — и я попытаюсь помочь вам. Не бойтесь. Я сделаю все, что смогу. После всего, что я услышал про Флэя и Тита и про «Оно», мне нужно немного поразмышлять. Так что сейчас отправляйтесь спать, а через денек приходите ко мне снова. Клянусь всем, что спит, вам уже давно пора быть в постели! Идите, идите!
— Спокойной ночи, Доктор.
— Спокойной ночи, дитя мое.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Через несколько дней вечером, когда Щуквол, следивший за Фуксией, увидел, как она выходит из одной двери западного крыла Замка, он вышел из-под арки, под которой прятался уже час. Фуксия шла через огромный запущенный травяной газон, а Щуквол обходным путем, низко пригибаясь к земле, побежал туда, куда направлялась девушка.
На плече у Щуквола висел венок из роз, которые он срезал в розарии Пентекоста. Добравшись незамеченным до Кладбища за пару минут до того, как туда должна была прийти Фуксия, он стал на одно колено перед маленьким могильным холмиком, уже начавшим зарастать травой, и, напустив на себя выражение глубокой печали, положил на могилку венок из роз — но руки не отнял.
Именно в этой позе и застала его Фуксия.
— Что вы здесь делаете? — прошептала Фуксия так тихо, что ее голос был едва слышен. — Вы-то никогда ее не любили!
Фуксия посмотрела на большой венок красных и желтых роз, а потом перевела взгляд на букетик диких цветов, который держала в руке.
Молодой человек поднялся на ноги и поклонился. В вечернем свете зелень травы и кустов казалась особенно глубокого оттенка.
— Я не знал ее так хорошо и близко, как вы, госпожа Фуксия, но мне показалось неподобающим, что такой почтенный человек похоронен в такой простой могиле. А когда мне удалось раздобыть эти розы, я решил... — Щуквол безукоризненно изобразил смущение. — Но ваши дикие цветы, — продолжал он после краткого молчания, — они будут приятнее ее духу, где бы он ни пребывал, больше чем тысячи роз!
И Щуквол снял свой венок с холмика и положил розы у его основания.
— Не знаю, я в этих делах не разбираюсь! — Фуксия отвернулась от Щуквола и отбросила свои цветы далеко в сторону. — Все равно — это все глупости. — И девушка снова повернулась к Щукволу, — Но вы... я не предполагала, что вы так сентиментальны.
Щуквол не ожидал такой реакции от Фуксии. Он думал, что Фуксия, увидев его, Щуквола, с цветами у могилы Шлакк, решит, что в лице Щуквола она нашла себе союзника. И тут же ему в голову пришла новая мысль. А что, если он нашел себе союзника в ней? Насколько фраза «это все глупости» раскрывала ее суть?
