сукровицы.
Михей сделал еще несколько снимков генерала: лицо крупным планом, руки, ноги, снова крупный план. Затем переключил фотоаппарат в режим видеокамеры и снял ролик приличного – двадцать пять кадров в секунду – качества. Он отступал, глядя в жидкокристаллический дисплей, переступил через тело майора Гардиана, снял и его. Оставшаяся память вместила лицо Михея, когда он, не отдавая отчета, зачем он снимает себя, повернул камеру объективом к себе.
Убрав фотоаппарат в ранец, Михей прицелился пальцем в генерала и «выстрелил»:
– Ты убит.
Дикарка и Скоблик не могли сотворить безопасный коридор для товарища. Прикрывать означало отвечать на огонь по уже установленным и вновь выявленным точкам.
– Вот он. – Дикарка кивнула в сторону подвального окна.
Она удобно устроилась на месте снайпера. Его труп лежал в метре от нее. Скоблик находился в компании двух трупов – за эту «высотку» пришлось повоевать. Теперь, когда ряды противника сильно поредели, когда их пыл явно поиссяк, инициатива полностью перешла в руки диверсионной группы.
Дикарка провожала Михея взглядом. Он пробежал к центральной двери, откуда и совершил рейд в винный погреб. Не задерживаясь, скользнул в соседнюю галерею. Все, теперь с огневой точки снайпера Михея не было видно.
– Давай, Скоблик, – распорядилась Дикарка и поспешила за ним.
Виктор глянул в оба конца коридора и дал короткую очередь по окну. Стул, брошенный в окно, выбил стекла и дал дорогу к каменной площадке – третьей снизу.
Дикарка выдвинулась вперед, встречая командира. Сейчас он ступил на площадку и готовился свернуть в коридор. Тамира видела все пространство перед собой, была готова отреагировать на любой звук, движение. И понимала: за ними даже не будет погони. Задача этого подразделения – охрана. Они не справились с ней. Теперь дело за охотниками, поисковиками. Где бы они ни находились – даже в километре отсюда, им потребуется время на сборы, на дорогу, на инструктаж.
Вот и Михей. Тамира улыбнулась, увидев его. Она проводила его дружеским шлепком по плечу и, выждав пару мгновений, пошла за ним.
На каменной площадке, присев на корточки и найдя защиту за гранитным ограждением, их поджидал Скоблик.
Они побежали к тисовой аллее, миновав башни-близнецы, которые и делали виллу похожей на кремль. Теперь только из окон башен, расположенных высоко, и можно было увидеть боевиков.
…Они бежали на пределе сил. Еще двести метров, и их поглотит каменный мешок, встретит простенький, но надежный «Фиат». А потом страховочный «Рено», спрятанный в кустах близ шоссе.
Михей открыл дверцу и дал занять места в салоне товарищам. Потом упал на сиденье водителя и с минуту приводил дыхание в норму.
– Ты так и не сказал, что с генералом, – услышал он Тамиру.
– Он мертв, – ответил Михей, заводя двигатель. – Он откинул копыта месяц назад.
– Откинул копыта?! Сам?
– Или помогли откинуть, какая разница? Стоит в гробу немецкой фирмы. А мы думали, генерал закрылся в своем логове, работает, как его предок-передовик, на угольной шахте. – Михей выругался. – Нам ноги уносить надо.
– Выйди из машины, – попросила Тамира. И – еще раз: – Пожалуйста, выйди из машины.
Наймушин вгляделся в ее бескровное лицо и покачал головой. Он вышел и помог Тамире. Девушка отошла от машины и вдруг рухнула на колени. Ее вырвало раз, другой. Со стороны казалось, она корчится в судорогах.
Перед глазами чернокожий в луже собственной крови. Сейчас Тамире кажется, это ее кровь, пролитая впервые. Она проклинает запоздалую реакцию, которая оказывается еще и бурной. Наверное, справедливо было бы облеваться рядом с трупом…
Желудок пуст. А спазмы не проходят. Не оборачиваясь к парням лицом, она подняла руку: «Я сейчас. Я скоро. Не подходите».
К ней подошел Скоблик и подал прикуренную сигарету.
– Дерни.
Она глубоко затянулась и выпустила дым вверх, сделала движение рукой, словно разгоняла дым. Усмехнулась. Неожиданно повернулась лицом к парню.
– У меня глаза красные?
– Да. С такой рожей ты можешь сказать: «Меня зовут Тамира, и я алкоголичка».
Все попытки оперативника по имени Гуидо выйти на связь с полицией оказались тщетными. Он был ранен в руку и живот, истекал кровью, терял еще одну связь – с внешним миром.
Он держал в руках носимую радиостанцию, настроенную на высокую частоту с кодированием связи. Он прекрасно знал, что такая связь доступна лишь обладателю такой же рации. Гуидо понял свою ошибку. Когда он переключился на другой диапазон, к нему вернулись силы. Однако он не мог сказать, сколько времени он провел в беспамятстве, возможно, всего несколько мгновений. Да, решил он, наверное, так и есть. Он не представлял, что провалялся на полу без сознания больше четверти часа.
Его голос стал тверд, когда ему ответили…
