что меня, словно щенка, кто-то кунает в воду.
– Живой али как? – испуганно гудел полковник, держа меня за шиворот.
«Живой», – хотел ответить я, но вместо этого получилось – «фыфой». Кажется, дорогой тестюшка выставил мои передние зубы.
– Ну и черт с тобой, – подтолкнув меня на берег, опять разозлился он. – Что это за банду ты собрал? – кивнул он на связанных, лежащих на земле мужиков.
– Это мальчики Наталии Николаевны Федько.
– Так эта голая шлюха и есть Федько?
– Так точно, господин генерал.
– Кто из них лично покалечил мою дочь?
– Тот, что посередине, – указывая на Валька, ответил я и вскоре очень об этом пожалел.
Ефимов подошел к нему просто и устало. Перевернул на живот уже орущее тело, наступил ногой на шею и, взявшись за ремень, резко дернул вверх. Крик оборвался внезапно и сразу. В наступившей тишине негромко взвизгнула Федько, закурили Андрей с Гариком и застонала Милка.
– Ну что? Кто следующий? – наступая на вертящиеся коконы Мишани и педераста Бори, захрипел полковник. – Говори, не стесняйся.
– Начальник, мы тут ни при чем, – проглотив судорогу, заверил Боря. – Это все Наташка подстроила, с ней и разбирайтесь.
– Не волнуйся, мертвяк, с ней у меня будет разговор особый, а для начала я хочу потолковать с вами.
– Да чего с ними толковать, господин генерал, – торопливо и сбивчиво вклинилась Федько. – Какой разговор может быть с этими подонками. Камни им к ногам, и концы в воду. Верно говорю, а уж с вами-то мы всегда поладим.
– Поладим, говоришь? – усмехнулся тесть. – Посмотрим.
– Обязательно поладим! – жарко пообещала она.
– Костя, – отводя меня в сторону, негромко пробубнил Ефимов, – парни надежные?
– Абсолютно, если бы не Андрей, то вы застали бы здесь два трупа. Они друзья Макса.
– Тогда вот что: сажай эту голую шлюху в моторку и вези на нашу дачу, там сбрось в погреб и жди меня. Утром я приеду, и мы все обсудим.
– А как же вы? Как Милка?
– О Милке ты уже побеспокоился! Делай, что тебе велят.
– Слушаюсь. Последний вопрос: как вы узнали, что мы здесь?
– Перед отъездом позвонил Макс.
Наталия Николаевна Федько за время нашего водного путешествия, а оно продолжалось больше получаса, замечаний не имела, вела себя хорошо и лишь жаловалась на холод. От того места, где я причалил лодку, и до тестевой дачи было не меньше километра. Это по дороге напрямик, а если идти по оврагу, то в два раза меньше. Однако на пересеченной местности было больше соблазнов и возможностей от меня сбежать. Но и вести по дороге полуголую девицу показалось мне занятием рискованным.
Оставалось одно – привязав ее к себе веревкой, идти оврагом. Надев на нее аккуратный, любовно вывязанный ошейник, я второй конец обмотал вокруг пояса. Взял ее на самый короткий поводок, практически уцепился за ошейник и, подталкивая таким образом, пустился в путь.
Когда мы наконец прибыли на место, у меня просто не хватило хамства сбрасывать ее израненное, полуживое тело в погреб. Открыв дачу, я сопроводил ее на веранду, и она тут же без сил повалилась на пол. Привязав веревку к газовой плите, я занялся приготовлением еды. Не мудрствуя лукаво, просто сварил рожки и заварил чай. Порывшись в тайничке, нашел почти полную бутылку водки и занялся сервировкой стола, а когда все было готово, пригласил стерву разделить со мной скромную трапезу.
– Мисс, а вы довольно прожорливы, – вскользь заметил я, ненароком заглядывая ей в тарелку. – Никогда бы не подумал, что вы можете откушать кило лапши, причем ничем не приправленной.
– Оставьте зубоскальство, Гончаров, я два дня ничего не ела.
– Вы лжете, днем я скормил вам бутерброд с маслом, а уже вечером вы навалились на пустую лапшу. К баланде привыкаете?
Поперхнувшись, она отбросила ложку и с ненавистью прошипела:
– В таком случае вы не получите от меня ни единого цента!
– Мисс, а не хотите ли глоток доброго виски? – пропустив ее угрозу мимо ушей, галантно предложил я. – Очень бодрит.
– Давай, – встрепенулась она и сама потянулась к бутылке.
– Э нет, так не пойдет, позвольте, я поухаживаю за вами сам. Бутылка в руках преступницы – вещь опасная, а мой череп удивительно слаб.
– Зря я тебя сразу же не прикончила.
– А я, напротив, весьма вам за это благодарен, и в знак искренней признательности позвольте мне предложить вам добавочную порцию макарон. Или вы уже сыты?
– Накладывай, дурак, и давай сюда свою водку.
– Прошу, мадам, – пододвигая ей пластмассовый стаканчик, ответил я.
– Послушай, Гончаров, – выпив водку, затеяла она разговор, – если реально, то сколько ты хочешь? Только реально.
– Свою сумму я вам уже называл и менять ее не намерен. Извините, мисс, но это не в моих правилах. Кушайте тюрю, молочка-то нет.
– Ну и прохвост же ты, Гончаров! Вымогатель!
– А вы главарь банды убийц и грабителей. Так кто из нас хуже?
– Это еще нужно доказать, – заносчиво ответила она и драматично дернула ошейник. – Меня и выпустили за недоказанностью.
– А мы докажем, – успокоительно похлопал я ее по плечу. – На этот раз докажем.
– Хрен вам с маком! Не на ту нарвались, да и власть нынче другая. Не выйдет!
– Поживем и увидим. Вы, Наталия Николаевна, понапрасну не расстраивайтесь, сердца не рвите. Лучше выпейте еще стаканчик, да я поведу вас в опочивальню.
– Куда это еще? – насторожилась она, нервно дергая подбородком.
– Да тут недалеко. Уютный погребок. Тепло и сыро!
– Мне и здесь неплохо, – вцепилась она в столешницу. – Совсем неплохо!
– Мне тоже, но джентльмену спать под одной крышей со столь благородной дамой просто непозволительно. Это кинет тень на ее репутацию.
– Ничего, я позволяю джентльмену эту ночь провести со мной. А что будет утром?
– Об этом мы узнаем только тогда, когда сюда приедет тот большой и добрый дядя.
– Добрый? – нервно расхохоталась она. – Он убийца!
– Вот как? Как вы только могли такое ляпнуть! Ужас!
– Чего тут ляпать, когда я своими глазами видела, как он крякнул Валентина.
– Господи, у вас, наверное, плохо со зрением, но ничего, в тюремном госпитале вам глаза подлечат, и тогда вы будете видеть истинное положение вещей. Пойдем, сука!
– Не надо, кажется, я уже начинаю прозревать.
– Трудно поверить. Не может слепой в одночасье стать зрячим, но, как бы то ни было, все одно ночевать ты пойдешь в погреб.
Кинув ей для комфорта старый матрас и полковничью шинель, я захлопнул погреб, а сам, во избежание неприятностей, улегся сверху.
Рано утром она попросилась в туалет, угрожая в противном случае испортить нам капусту и прочие скудные припасы, собственноручно выращенные тестем. Пришлось подчиниться. При свете дня вид ее был комичен и ужасен. С растопыренными лохмами, фиолетовыми синяками и в полковничьей шинели, я повел ее в летний сортир. Определив ей необходимое время, я уселся в ожидании под яблоней и собрался закурить.
Тесть приехал тихо и неожиданно. Я заметил его, когда он уже входил в калитку, и его хмурый вид не
