— Бесполезно. Не успею я уйти, как он удерет через черный ход.
Мы следили за тем, как он побрел по улице, прилагая героические усилия, чтобы не шататься.
— У него депрессия, — виновато объяснила Сандра. — С тех пор, как она ушла.
— Понимаю…
— Но в доме нельзя оставить ни пенни. Найдет, как ни прячь. На прошлое Рождество нашел мою сберегательную книжку и снял почти все, что там было. Но он не плохой человек, — быстро добавила она.
— Нет.
— Иногда я думаю, что нам с Джимми следует забыть про свадьбу. В конце концов, это всего один день.
И тут до меня впервые дошло, почему Сандра никак не может накопить нужную сумму. Мы следили за тем, как ее отец переходил улицу на красный сигнал светофора, играя со смертью в жмурки и прокладывая себе путь через ряды истошно сигналивших машин.
— Не знаю, как ему удается выжить. — Сандра вернулась к письменному столу.
Я пыталась сосредоточиться на своей базе данных. Сандра не должна была видеть, что я жалею ее. Это было бы ей хуже смерти.
Письмо из адвокатской конторы стало для меня громом среди ясного неба. Внутренний голос подсказывал, чтобы я сожгла его, не читая. Я по собственному опыту знала, что такое письмо может означать только одно. Плохие новости. Я принесла его на работу и оставила на письменном столе рядом с компьютером. А в одиннадцать часов, собираясь на ленч, придвинула его поближе к машине для уничтожения бумаг.
Сандра посмотрела на письмо с любопытством, но ничего не сказала.
Когда я вернулась после ленча, письмо лежало на том же месте и дразнило меня. Я вскрыла конверт.
Письмо было кратким и деловым. Не смогу ли я позвонить в адвокатскую контору «Уиллиби и сыновья», чтобы условиться о встрече, во время которой мне предстоит услышать нечто приятное?
Я в этом сомневалась, но не смогла противостоять искушению и набрала номер.
Джерри настоял на том, что довезет меня до конторы.
— Энни, посмотри на себя. Ты вся дрожишь. В таком состоянии нельзя садиться за руль.
Я оставила его мерить шагами пушистый ковер в приемной, а сама отправилась во внутреннее святилище.
— У вас случайно нет лишней сигареты? — задал он провокационный вопрос секретарше с надутой физиономией.
Она не ответила. Просто ткнула пальцем в висевшую над ее письменным столом табличку «Спасибо за то, что не курите». Эта дура не догадывалась, что над ней издеваются.
Через две минуты я начала испытывать адские муки. Пожилой мужчина в полосатом костюме целую вечность копался в горах книг, напоминавших своды законов. Наконец он откашлялся, повернулся ко мне и испустил тяжелый вздох.
— Вы мисс Энни Макхью, ранее проживавшая по адресу Дублин, Фернхилл-Кресент, номер пятьдесят девять?
Черт побери, он прекрасно знал, кто я такая. Они посылали письмо на Фернхилл-Кресент, а почтовое отделение переслало его Джерри, адрес которого я оставила специально для таких случаев.
— Да. — Спорить с этими людьми было бесполезно.
— Вы жили там с мистером и миссис Фрэнк Макхью?
— Да.
— Ныне покойными?
Иисус, Мария и Иосиф, здесь что, инквизиция?
— Ныне покойными? — повторил он, глядя на меня поверх бифокальных очков.
— Да. — Мне захотелось в туалет, хотя я была там перед самым уходом.
— Хорошо! — Казалось, он обрадовался. — Мне поручено сообщить, что покойная миссис Клара Бичем, проживавшая по адресу Дублин, Хейни-роуд, Фокс-рок, номер пятнадцать, завещала вам это домовладение. С безусловным правом собственности на недвижимость и без…
Должно быть, я пережила шок, потому что дальнейшее начало напоминать немой фильм. Я видела, как он шевелил губами и водил глазами по странице, читая то, что было напечатано на листке бумаги, но не слышала ни единого звука.
Он закончил свою беззвучную речь и посмотрел на меня, ожидая реакции.
Я окаменела. Потеряла способность говорить. И двигаться.
Его губы снова беззвучно зашевелились. Когда поверенный показывал мне, где расписаться, его лицо комично сморщилось.
Я послушно подписывала протянутые им документы, но по-прежнему не слышала ни слова. Я понимала, что он что-то говорит, и по довольному выражению его лица догадывалась, что выражаю согласие. Но все еще ничего не слышала.
Травматическая глухота. Кажется, это называется так.
Я не помнила, как выходила из кабинета. Но, должно быть, как-то вышла, потому что внезапно рядом оказался Джерри и начал дергать меня за рукав.
— Что? — Я обернулась.
— Что с тобой? Ты ужасно выглядишь.
— Ты… ты не поверишь. Она оставила мне дом. — Кто?
— Миссис Бичем.
— Она оставила его
Почему-то это разозлило меня. Как будто он хотел сказать, что такой человек, как я, не может владеть таким домом.
— А что, ты возражаешь? — выпалила я.
— Конечно, нет. Просто я удивился, вот и все. Обычно люди типа Бичемов не оставляют свое добро посторонним.
Я бросила на него убийственный взгляд.
— Извини, Энни. Извини. Я брякнул, не подумав. Просто это так…
— Несправедливо?
— Я хотел сказать «неожиданно».
Какое мне дело до того, что он хотел сказать? Теперь я была владелицей большого дома на Хейни-роуд. Энни Макхью, которая должна была по праву носить фамилию «Бичем, унаследовала фамильный особняк. Разве это не справедливо?
Я начала смеяться.
Меня подмывало пуститься в пляс. Миссис Бичем завещала мне фамильный особняк. Значит, она только притворялась, что презирает меня. Если бы она ненавидела меня, то не оставила бы мне дом, который любила больше жизни, правда? В конце концов, у нее было трое других детей. Ну, двое приемных и эта воображала Франческа. Почему она завещала дом именно мне?
— Джерри, она отдала мне свой дом! Ты можешь в это поверить? Она оставила мне этот проклятый дом! — Я кричала на всю контору.
— Неужели у вас нет сигареты? — спросил Джерри испуганную секретаршу.
Казалось, что она вот-вот наберет телефон полиции.
Джерри сказал, что даже если ее родственники выходят из себя, они все равно ничего не смогут поделать. Даже если их хватит удар. Она оставила мне дом, находясь в здравом уме и твердой памяти, и поэтому они ничего не смогут с этим поделать. Он сказал, что контора «Уиллиби и сыновья» проверила законность завещания еще до того, как связалась со мной.
— Ну, насчет здравого ума я сомневаюсь. — Когда мы остановились у перекрестка, я внезапно начала нервничать.
— Конечно, она была в здравом уме. Она много лет была перед тобой в долгу. А перед смертью в ней