– От Вани?
Нина неопределенно дернула головой, что можно было расценить как подтверждение и одновременно как отрицание: какая разница!
– Делай аборт и не сомневайся! – посоветовала Алиса. – Ты ведь не планировала, верно? Тогда и нечего вериги на шею цеплять.
– Аборт – то же убийство, – с сомнением проговорила Нина.
– Ошибаешься! Это я тебе как юрист говорю.
Алиса любила в зависимости от ситуации ввернуть: «я вам говорю как актриса», «как коренная москвичка», «как человек, сменивший пять авто»… Но по образованию она действительно была юристом, закончила соответствующий факультет частного университета. Знания Алисы в юриспруденции не отличались широтой или глубиной. Однако она помнила и могла рассказать об интересных правовых случаях и казусах, производя впечатление квалифицированного специалиста.
И сейчас она принялась рассказывать со знанием дела:
– Был такой немецкий ученый Хрекель. Он доказал, что человеческий эмбрион проходит все стадии эволюции от рыбы до млекопитающего. Может, помнишь, картинки: зародыши в виде крючков, одинаковых у жабы и у человека? В тысяча девятьсот семьдесят третьем году в США шел процесс «Рой против Вейда», после которого суд разрешил аборты по требованию. Потому что судья принял аргументацию адвокатов, утверждавших, что человеческий зародыш вплоть до поздних стадий развития человеком не является. Вывод понятен? Если ты сейчас сделаешь аборт, то не человека убьешь, а рыбу или жабу из себя выкинешь.
– Это все ты с дедушкой Геккелем! – в ужасе прошептала Женя.
– Он такой же мой, как и твой, – ответил Шура. – Имя нашего предка Алиса перепутала, а в остальном все точно.
– Что точно? Что точно? Я не рыба, и даже ты не лягушка! Если я пока слова по-настоящему не могу сказать, руками-ногами дрыгать, то я не человек? Мерзкая эта Алиса. Профурсетка, содержанка, проститутка на зарплате! Скотина и сволочь! – Женя не замечала, что употребляет выражения, за которые обычно критиковала брата.
– Согласен. Таких надо кастрировать, чтобы не размножались.
– Она и не собирается размножаться. А мамочку сбивает. Ой, чувствуешь, мамочка сомневается? Шурка, я боюсь!
– Не дрейфь, я с тобой! – Шурка постарался сказать твердо и мужественно, хотя у самого тряслись поджилки.
Все его полуторасантиметровое тело сейчас, казалось, состояло из одной вибрирующей поджилки.
– Шурочка, ты же умный! Придумай что-нибудь! Нас ведь не убьют? Нет?
– Не трясись! Я из-за тебя тоже вибрирую.
– Ой, братик, как я хочу, чтобы ты меня сейчас обнял и успокоил!
– Куда мы из своих пузырей околоплодных денемся? Мысленно представляй.
– Будто мы уже большие, одни дома, гроза, молнии, я буду молний бояться, сидим на диване, и ты меня обнимаешь, по головке ласково гладишь?
– Вроде того.
– Спасибо, милый! Мне уже легче.
– И не факт, что мамочка на аборт пойдет!
– Мы, со своей стороны, то есть изнутри, можем повлиять на ее решение? Ты ведь сообразишь, как нам воздействовать?
Шурка обещал напрягаться и соображать. Хотя прекрасно понимал свою беспомощность. Нет таких рычажков в глубине мамочкиного живота, на которые он мог бы надавить, дать знать, просить, умолять: мы тут, растем, не губи нас! Все рычажки находились у мамочки в мозгах, и только она сама могла ими управлять.
А двойняшки-зародыши… что уж тут мечтать слово иметь, если даже продукты своей жизнедеятельности, токсины, из-за которых мамочку по утрам мутит, и те приостановить не могут.
Женя не хуже брата знала, насколько они беспомощны. Но по девчачьей трусливой манере пряталась от очевидной реальности. За широкую спину брата. А что ему оставалось, как не успокаивать сеструху? Ему еще всю жизнь придется оберегать Женьку. Если, конечно, эта жизнь будет. Если они родятся…
Алиса подвезла на своем «Лексусе» Нину до дома. Здесь и Алисины мама со старенькой бабушкой жили. Алиса хотела их навестить. Но когда подъехали, передумала:
– Не успеваю! Еще переодеться надо, через два часа прием во французском посольстве. Нинок, будь другом, передай маме вспомоществование.
Алиса открыла бумажник и, не отсчитывая, вынула щедрую стопку купюр, все тысячные. И в ресторане Алиса расплачивалась карточкой. Попытку Нины поучаствовать пресекла:
– С ума сошла? С преподавательской-то зарплаты! Пользуйся, пока я жива.
«Пока тебя муж дензнаками из душа поливает», – хотела сказать Нина, но промолчала. Счет в литературном вертепе наверняка был астрономическим, на несколько Нининых окладов тянул.
Они расцеловались, прощаясь, договорились видеться, общаться, не пропадать. Но уже через минуту обе думали: расходятся наши дорожки. Когда-то дня не могли прожить в разлуке, делились каждой мелочью, обсуждали всех и всё. Дружба была как влюбленность, лиши ее – и свет померкнет. А теперь явная скука в отношениях сквозит. Интересы и заботы подруги не трогают, не находят отклика, кажутся примитивными. Будто поселились на разных планетах, все дальше улетающих друг от друга в космосе.
