тропой могли пройти лошади, ближние нагрмождения камней казались непроходимы и для пешехода. Но Дирксен не страдал головокружением, а Вальдес, судя по всему, привык.
— Вот здесь, — сказал он, заглядывая в пропасть, — полиция угробила того парня, с севера.
Такое начало могло предвещать что угодно, но Дирксен нимало не смутился.
— Какого парня?
— Приезжий он был… не помню, как звали. Подстрелили его вон на том повороте, тело и пожитки — вниз, а дело повернули так, будто он сам свалился в пропасть, вместе с фургоном… вроде дороги не знал. Фургон здесь и вправду не пройдет… Но Джироламо докопался, что там было.
Имя прозвучало. Дирксен сказал:
— Не слышал этой истории.
— А ее вообще мало кто знает — в Форезе. Если б был свой — шуму бы, конечно, на всю провинцию… а то приезжий. — И, помолчав, добавил. — Книгами он торговал.
— За что ж его тогда?
В ответ теперь уже Вальдес пожал плечами.
Он, конечно, мог и придумать все это, чтобы показать, что такое гибель северянина для местных жителей, тем более, что ландшафт располагал. И все же одна деталь настораживала — своим неправдоподобием, а ведь вымысел обычно и отличается от правды тем, что более правдоподобен, — с чего бы здешним властям так жестоко расправляться, к тому же в обход закона, с безобидным книготорговцем? Да еще если Джироламо был замешан в это дело…
А ведь Армин, повествуя о «внутренних обстоятельствах», ничего об этом не сказал. Он только упомянул о каких-то туманных «разоблачениях» (во множественном числе). Начальник полиции округа, жирный, болтливый, сентиментальный, умный. И его тайны… Коль скоро Вальдес не лгал, убийство книготорговца совершилось по воле Армина. А что же тут странного? Он и Джироламо собирается убить… его, Дирксена, руками. Эта часть работы была Дирксену наиболее неприятна, но думать об этом слишком рано. Для этого нужно хотя бы выйти на самого Джироламо. Пока что Дирксен вышел только на его людей.
А на Армина он не в обиде (он вообще не умел обижаться, это свойство инстинкта, а не разума). Если бы Армин мог, он бы сам уничтожил Джироламо, и наверняка, с большим удовольствием. Но он не может. Дирксен услышал море прежде, чем увидел. Странно — ветра почти не было, а волна разыгралась не на шутку. Или здесь проходит какое-то подводное течение?
— Ты очень торопишься в Азорру? — спросил Вальдес.
— Это трудно сказать.
— Где собираешься остановиться?
— В гостинице, я думаю. Или снять где-нибудь комнату, если задержусь. — Я могу предложить тебе хороший дом. И задешево. Но не в самой Азорре, а рядом, на берегу. Сейчас подъедем и увидишь.
— Посмотрим.
— Не понравится, переночуешь и уедешь.
Все произошло так, как он думал, только гораздо проще. Разумеется, дом на берегу являлся одним из пристанищ Джироламо и местом встреч его сторонников. Хозяева были одинокие старики, для них образ Джироламо являлся в некотором роде заменой обычной в таких краях фигурой бродячего чудотворца. Посетители — моряки, бродяги, контрабандисты по большей части, но бывали и крестьяне. Только самого Джироламо не было. Дирксен не мог определить, скрывали ли его местопребывание нарочно, или просто сами не знают. Он не расспрашивал. Он достаточно сделал, чтобы его завербовали, но не настолько, чтобы с ним были полностью откровенны. Это еще предстояло. Первые дни он не покидал дома, так же, как и Вальдес, который, вероятно, решил пока проследить за ним. Известия из города приносили посетители. Дирксен не мог связаться с Армином, но это его не очень беспокоило. Как он и ожидал, здесь разрабатывался план освобождения Ридольфи. Все, что он мог пока сделать — это убедить их в возможности вооруженного нападения на крепость. Такого здесь не бывало никогда, а вид драгунских штыков мог остудить самые горячие головы. Однако Дирксен действовал исподволь. Он предложил разузнать, в какой именно камере содержат Ридольфи, численность охраны и ее состав.
Вскоре это стало известно. Верхняя камера левой угловой башни прямо над морем. Непосредственно в башне только надзиратель, его помощник и двое часовых сменяются каждый день. Надзирателя зовут Дарио, зверюга известный…
— Женат, холост? — спросил Дирксен.
— Вроде бы вдовец.
— Нужно узнать подробнее. Есть ли у него слабости — женщины, деньги, выпивка? Нельзя ли это использовать в наших целях? Это относится и к помощнику. С солдатами, раз они меняются, будет труднее, но если их только двое…
— А больше и не надо, там стены такой толщины…
— Любую стену можно разрушить.
— Порох?
— Порох. Или деньги…
Имени осведомителя Дирксену не назвали. Он не настаивал. Всему свое время.
Между тем мысль о нападении, достаточно безумная, возымела свое действие, и распространившийся в Азорре слух, что узник тяжело болен, это действие усиливал, хотя свершение задуманного последнее обстоятельство весьма затрудняло. Однако непосредственное переживание, в данном случае, сочувствие, всегда было важным доводом для жителей Азорры.
По прошествии недели отсутствие связи с Армином начало стеснять Дирксена.
На данном этапе они должны были согласовывать свои действия. Помог случай.
Впрочем, не будь этого, Дирксен нашел бы что-нибудь еще. Мысль о нападении, естественно, приводила к решению пополнить боеприпасы, но хозяин дома сказал, что с порохом дела обстоят хуже некуда, а подвоза придется ждать.
— Разве нельзя закупить в Азорре? Или нет денег?
— Деньги есть, но поговаривают, что хозяин оружейной лавки в Азорре связан с полицией.
— Это плохо… если бы покупал порох ты или Вальдес или еще кто-нибудь из местных. Меня-то он не знает?
— Пожалуй.
— Да, заодно посмотрю сам на эту крепость хоть издалека. На крепость он и отправился смотреть прежде всего. Помимо прочего, таким образом он надеялся обнаружить слежку, если б она была. И не обнаружил. Очевидно, Вальдес и Нардо до этой степени ему доверяли. Так что Дирксен мог все внимание сосредоточить на крепости. Удовлетворившись осмотром, он двинулся к торговцу. Там его ожидали письменные инструкции Армина. Все, как правило, складывается проще, чем ждешь…
Он закупил не больше, чем может понадобиться охотнику на сезон, иначе то вызовет излишнее внимание — так они договорились с Вальдесом. И задолго до темноты покончил с делами. Он еще успел пройтись по городу, потолкаться в лавках, послушать уличные разговоры — словом, вывести себя из состояния оторванности, в которое поверг его вынужденный карантин. Казалось бы, наличие гарнизона в Азорре должно было сдерживать эмоции населения, и все же…
И все же.
Когда он покинул город, начало смеркаться. Дул легкий ветер, довольно холодный. За его спиной возвышалась крепость, ее угловая башня — та самая, отбрасывала на волны длинную колеблющуюся тень. Дирксен шел по побержью, и глядя на маслянисто-зеленую, чуть подернутую рябью воду, вновь анализировал ситуацию, но не конкретную, связанную с Ридольфи, а общую. Он думал об условиях, вызвавших к жизни феномен Джироламо. Угнетение, всеобщая бедность? Но это есть везде, и нельзя сказать, чтобы в провинции они превышали средний уровень. Акты насилия со стороны властей? И это не удивительно. Но в другом месте, скажем, севернее, это стечение обстоятельств привело бы к повышению мистических настроений. Здесь чего подобного не наблюдалось. Еще бы! Вновь и вновь подмечал он повсеместное жизнелюбие жителей провинции. Как бы плохо им не приходилось, у них и мысли не могло возникнуть о том, чтобы покинуть этот мир, что столь жалок, наг и сир. Да, они религиозны. Но всякий аскетизм, пусть даже простая сдержанность, им непонятны,
