что позже, когда они поженились и на свет появился замечательный крепенький малыш, долго выбирать ему имя не пришлось: чуть ли не в тот же день было решено назвать его Ринго, в честь Ринго Старра. Джон Леннон и Джордж Харрисон отпали сразу, потому что имена Джон и Джордж ассоциировались у советских людей в первую очередь с Джоном Кеннеди и Джорджем Вашингтоном. Трудно сказать, какая судьба была бы уготована дитяте, назови они ребенка именем американского президента. С Полом Маккартни была другая загвоздка. Родителям казалось, что такое имя стало бы поводом для бесконечных дразнилок – про пол. А как известно, это и вовсе была запретная тема. К тому же, прибавим мы, мальчик мог отреагировать на дразнилки неоднозначно и вообще впоследствии заделаться трансвеститом. Сами понимаете, имя Ринго было наилучшим из всех вариантов. Если к тому же учесть, что Джона убили, а Джордж, как выяснилось, тоже был не жилец.
Ринго рос примерным и послушным мальчиком, чему никак не могли нарадоваться родители. Он был тих, мало говорил, не любил шумных компаний и почти ни с кем не дружил, предпочитая шумным, драчливым мальчишкам книги. Благо у родителей была большая библиотека. А те нет чтобы вовремя забить тревогу: ведь не может быть ничего хорошего в том, чтобы ребенок постоянно сидел с книжкой, забившись в угол, как маленький звереныш. Во-первых, потому, что, как известно, от многих знаний многие печали. Во-вторых – всю жизнь за книгами не просидишь. Рано или поздно надо выйти в люди.
Ничего удивительного, что общаться с людьми Ринго так и не научился. Он не умел находить общий язык ни со сверстниками, ни даже с родителями. Я уж не говорю о девушках, с ними он и вовсе не мог связать двух слов. К тому же его, естественно, тянуло к самым бойким, веселым и бессердечным. А те никогда не упускали случая над ним посмеяться. Так что с годами Ринго все больше замыкался в себе и к своим двадцати трем стал совершенным бирюком.
Почему мы постоянно ходим друг к другу в гости, предпочитаем работать в компаниях, где, кроме нас, трудится масса народу, переписываемся по электронной почте с десятками практически незнакомых людей, постоянно сводим знакомства в кафе, ночных клубах и том же Интернете, влюбляемся, заводим семьи и рожаем детей, а когда жена окончательно осточертеет, обзаводимся любовницей? Почему вечно кому-то звоним, приобретаем домашних животных, записываемся в исторические клубы, выходим в день города на улицу, влившись в толпу, смотрим по телевизору тупые передачи, посещаем кинотеатры, где покупаем попкорн – не для того, чтобы его есть, а просто так, за компанию?
Потому что таким образом мы становимся частью чего-то целого. Мы перестаем быть одни. Мы впускаем в себя мысли и идеи других людей, которые подпитывают нас своей энергетикой. И еще потому, что мы ненавидим одиночество. Оно, как огромный серый камень, словно мхом, обросший страхами, тянет человека вниз, пригвождает его, забирает последние силы.
Да, в мире, который населяют шесть миллиардов человек, мы в большинстве своем одиноки. И часто неосознанно делаем все, чтобы избавиться от этого неприятного, но навязчивого чувства. И некоторые из выбранных нами средств убийственны, точнее – самоубийственны.
Ринго нашел выход из своего одиночества. Как ему казалось, лучший, хотя, конечно, это только казалось. Точнее было бы сказать, что он нашел лазейку в другой мир, мир без проблем и нервотрепки, без квартплаты и налогов, без катастроф и терактов, без напрягающих телевизионных новостей, без необходимости искать работу. Без армии, куда тебя непременно призовут. Без времени, которого постоянно не хватает, без дней, сливающихся в месяцы и годы, которые так пугающе зияют впереди, сразу же за цифрой «40». Мир, в котором нет глобального потепления и войн. А есть лишь безмятежный покой. И этот иллюзорный мир стал для него доступным благодаря наркотикам.
Как всякий уважающий себя потребитель наркотиков, Ринго по нескольку раз в год пересматривал фильм «Страх и ненависть в Лас-Вегасе», снятый по роману Хантера Томпсона. Зачитывался взахлеб книгами непревзойденных представителей контркультуры Ирвина Уэлша и Чака Полланика, но иконой для него была, конечно, «Джанки» Уильяма Сьюарда Берроуза.
Ринго употреблял псилоцибин, глотал одну за одной таблетки метадона, курил «Лед», так как отравлять легкие обычным никотином считал слишком тривиальным, еще любил время от времени вдыхать фенциклидин и делал себе инъекции спидболла.
В данный момент он как раз направлялся за очередным пакетиком с порцией счастья к своему дилеру, которого все за глаза называли Зая. Потому что тот заикался, и довольно сильно.
Поплутав по территории заброшенного завода, где Моисей мог бы преспокойно водить евреев не сорок лет, а гораздо дольше, так как заплутать там было легче легкого, он наконец увидел капот черного лимузина Заи и прямиком направился к нему.
Зая, заприметив знакомую фигуру, вышел ему навстречу. Ринго не мог не оценить шикарную лисью шубу Заи, надетую поверх спортивного костюма. Подойдя к Зае, Ринго молча ему кивнул и протянул руку, ладошкой книзу. Тот, в свою очередь, сделал такой же жест, только развернув ладонь кверху. В тот момент, когда ладони соприкоснулись, Ринго что-то передал Зае, хотя заметить это было практически невозможно, разве что с помощью спецтехники. Зая тупо посмотрел на свою ладонь, в которой лежали сложенные купюры. Не поднимая рук и не разгибая купюр, он пересчитал их профессиональным жестом наркодилера, после чего небрежно засунул в карман. Его взгляд, и без того не отличавшийся живостью, сделался совсем неподвижным.
– Момоможешь брать, тттвой номер пять, – произнес он так, словно продавал на рынке квашеную капусту, и собрался было снова сесть в лимузин.
– Пять?
– Да, ппппппять. Какакие-то проблемы? – Зая недоуменно взглянул на Ринго.
– Да нет, в общем-то нет. Но, можно, я возьму товар под другим номером? – Во фразе Ринго было что-то отчаянное, что-то такое, что невозможно было проигнорировать.
Зая внимательно посмотрел на своего клиента. И что только в голову не приходит этим любителям дырявить свои вены!
– Тттовар ве-е-е-есь одинакковый. Какого черта ты будешь ббббрать тттовар под другим нонономером? Твой нономер пять, бббери и проваливай.
– Послушай, мне по жизни не везет с пятым номером. Я два раза оставлял на хранение сумки в универсаме в кабинке с номером пять, и оба раза они пропадали. На вступительных я вытянул пятый билет и провалился, а от пятой девушки я подцепил
какую-то дрянь и потом все лето раз в неделю посещал кавэдэ. – Ринго умоляюще взглянул на Заю. —
И еще куча всякой хрени со мной случилась, когда я встречал на своем пути номер пять. Я даже не сажусь теперь в пятый трамвай, меня там постоянно штрафуют, один раз я и билет купил, но, пока ехал, он
