— Ну, так… — уныло заметила Инна.
— И дальше?
— Что?
— Дальше в этом месте копать не будут! — торжествующе объявил Старик.
— Отпад! — Инна закрыла лицо руками.
— Еще какой отпад! Достаточно вынуть старые кости, потом углубить яму, ну-ка, посмотри на меня! А потом уложить старые кости сверху. Нравится моя идея?
Инна молчала, не отнимая ладоней от лица.
Самойлов разволновался не на шутку, он потребовал ключи от сарая, но лопаты стояли в коридоре, так что ключи не понадобились.
Старик копал уже второй час. На нем остались майка и брюки, ботинки заросли грязью и не отлипали от земли. Вначале копать было легко, потом Старик ясно почувствовал, когда кончилось уже раньше вскопанное место. Еще он понял, что дальше ничего не будет. Он прислонился спиной к земле. Из ямы торчала только его макушка. Он уже не видел в открытом окне кухни Инну. Только слышал. Она крикнула в который раз:
— Еще не нашел?!
Она не смогла бы вырыть такую яму, чтобы этого никто не заметил… А если все же у нее был сообщник? Все свидетели хором заявляли, что сестры живут одиноко, а когда пропала старшая, дом совсем опустел. Весь месяц после криков, услышанных ими ночью, соседи следили за домом… Он уперся руками и ногами в стены ямы, приподнялся и посмотрел на соседские окна. Вот и сейчас там кто-то на страже. Тут Самойлов понял, что не сможет сам выбраться из ямы. Умора, да и только! Болела голова. Старик знал, что это цветочки, к вечеру уже и руки и ноги отнимутся.
— Инна! — крикнул он. — Я не могу выбраться отсюда!
— А и не надо, — оказывается, она уже стоит рядом и смотрит сверху вниз. — Живите тут. Я вас кормить буду, а вы мне рассказывать — где же еще можно запрятать труп?
Старик стал выковыривать лопатой ступеньки в стене ямы, он успокоился и почти не злился.
— Нагрей воды.
Инна ушла в дом.
А чего он хотел? Не тащить же лилипутке его из ямы веревкой!
Самойлов решил вечером же уехать, но одежда требовала хорошей сушки, тело ломило, и он несколько раз мысленно обозвал себя гробокопателем. Давно он так весело не проводил время!
Когда вечером они сидели у камина, Старик вдруг признался Инне, что он уже на пенсии, что его сослуживцы по какой-то для него непонятной причине считают его специалистом по женщинам, в смысле их психики, конечно. И просто его попросил приехать бывший подчиненный, а теперь начальник отдела, потому что ему от этого дела «явно пахло убийством».
— Вы так стараетесь, — вздохнула Инна, — вы всегда так старательно ищете трупы?
— Всегда.
— А если пропавший человек жив?
— У меня такой метод работы.
— Вы думаете, моя сестра мертва? — почему-то шепотом спросила Инка.
— Когда я ищу следы преступления или труп, я стараюсь не думать об объекте. Так проще, и работать ничего не мешает.
— А вы… — она задумалась, подбирая слова, — вы будете здесь жить, пока не найдете чего-нибудь?
— Надоел? — усмехнулся Самойлов.
— Вовсе нет. Это даже очень хорошо, что вы остались, — одобрила Инна и добавила: — Привидение приезжает с последней электричкой.
Старик сначала не понял. Он всегда думал, что привидения появляются сами по себе и в любом удобном для них месте. А Инна думала иначе. Она твердо заявила, что к ней привидение приезжает на последней электричке, уже два дня подряд, может, и сегодня приедет.
Совсем стемнело. В окнах было черно, небольшое пространство у камина освещали слабым теплым светом догорающие угольки.
— Дед, а как ты думаешь, смерти надо бояться? — спросила Инна.
— Нет.
— Да!
— Нет, — уверенно заявил Самойлов.
— А если я боюсь, это ненормально?
— Нормально. Я тоже боюсь.
— Но смерть — это же не реальность, этого не бывает! Никто не может объяснить, куда потом деваются все мои мысли!
— Мысли остаются, а сам ты умираешь, — еле ворочая в теплой дреме языком, объяснял Самойлов. — Потом какой-нибудь человек подойдет к месту, где твои мысли остались, найдет их, обрадуется и возьмет себе… Что я такое несу, господи?… Да, получается, что у всех нас мысли не наши, а всех умерших.
— Дед, это ты говоришь или я?
— Я, — пробормотал Старик.
— Ну ладно, где же я еще могла запрятать труп?
— Трудно сказать. На чердаке, например…
— Да! — громко обрадовалась Инна. — Слушай, у нас потрясный чердак, завтра обязательно посмотришь!
Старик вспомнил странную крышу.
— Я заметил купол, значит, чердак большой, просторный и высокий. Если учесть, что он еще и хорошо проветривается, труп можно было подвесить вверху, под самым потолком. Так сказать, засушить… В холщовом мешке. Замаскировать, чтобы снизу его не было видно. В девяносто третьем году один муж таким образом засушил на чердаке зернохранилища свою жену, — Старик зевнул. — Я, пожалуй, займусь написанием методических указаний по захоронению трупов. Давай спать. Поздно.
— А когда привидение приедет с последней электричкой, тебя разбудить?
— Всенепременно.
Огромная, вероятно супружеская, кровать с периной и шестью подушками. Убедившись, что Старик благополучно провалился в перину, Инна похлопала по ней ладошкой.
— А я люблю спать в гамаке! — послышался ее голос откуда-то снизу.
— Ну конечно! — отозвался Самойлов и не узнал свой голос — глухой, как из ваты. — А для кого тогда тут табуретка высокая приставлена?
— Это для расслабухи. Я залезаю сюда попрыгать.
Самойлов хотел спросить, как ей удается содержать в порядке такой дом, но он отключился и открыл глаза за несколько секунд до того, как почувствовал прикосновение руки. Чиркнула спичка. Он увидел голову девочки рядом. Инна показывала ему пальцем, прижатым к губам, чтобы он молчал. Самойлов глубокомысленно покивал головой. Ругаться ему не хотелось, но и идти смотреть на привидение с последней электрички — тоже. Ноги и руки болели.
Инка наклонилась к его лицу, запахло скуренной сигаретой и мятной конфетой.
— Привидение уже в саду, пойдем.
Она была в ночной рубашке, на плечи накинут платок.
— Не желаю, — прохрипел Старик трагическим шепотом. — Оно молодое, это привидение?
— Оно — совсем как я!
— Пусть приходит ко мне, а то вставать неохота.
— Да пойдем же, оно в прошлый раз пыталось открыть окно в моей комнате, а теперь я его специально открыла, ведь ты здесь, и я не боюсь!
Старик с большим трудом выбрался из перины и поплелся по коридору. Хотел подняться на второй
