Башлыков
На следующий день — это был четверг — предстояла решающая беседа с Башлыковым. Тот появился в комнате для допросов — бодрый, подтянутый, выбритый и с легким запахом хорошего одеколона. По всему этому Самойлов для себя решил, что разговора может не получиться. А Колпаков, наоборот, удовлетворенно кивнул.
— Сдает мужик. В камере права качать начал. Деньги тратит на свой внешний вид. Это в зоне первый признак волнения и попытки побороть отчаяние.
— Вы знаете эту женщину? — протянул Самойлов фотографию.
Башлыков посмотрел на фото. Потом — на Колпакова.
— Я не уголовник, — сказал он. — Пусть меня судят, но только за убийство по неосторожности.
— Мы постараемся сделать так, чтобы эту женщину после уголовного процесса выставили из страны и сделали запретной персоной, — сказал Колпаков.
— У вас есть возможность включить ее в уголовный процесс? — заинтересовался Башлыков.
— Она сама в него попала. Мы воспользуемся этим и проконтролируем результат. Пока она совершенно спокойна — подкупила в периферийном суде всех, кого было нужно. У моего коллеги из страховой компании есть к вам несколько вопросов, — сказал Колпаков.
— Я помню вашего коллегу из страховой компании. И напарника его хорошо запомнил, — Башлыков провел рукой по затылку, поправляя волосы.
— Вы потеряли мальчика два года назад, он убежал. Из повозки с оленем.
Башлыков долго молчал, потом кивнул.
— Карлики, — сказал он, — хуже обезьян! Они меня узнали. Я приезжал в их городишко несколько лет назад. Со мной должен был приехать адвокат, но он влип в очередную историю с женщиной. А я не умею уговаривать, особенно когда люди, забурившись в свой нищий быт, забывают, зачем вообще нужны деньги. Возможно, я пережал. Ни великан, ни карлики не подписали договор. Я слышал, она его недавно нашла, — Башлыков кивнул на фотографию. — Она была помешана на этом мальчике. Иногда мне казалось, будь ее воля… Она бы зажарила и съела этого ребенка.
— Когда нашла? — удержался Самойлов от эмоций в голосе.
— Недавно. Я могу вам помочь, если это зачтется.
— Чем? — спросил Колпаков.
— Я знаю, где мальчик. В общих чертах. Могу позвонить ей по телефону и спросить точное место. Я знаю — она ходит там кругами и облизывается.
Колпаков поправил воротник рубашки. Он давал знак Самойлову поостеречься — звонок мог быть ловушкой — Башлыков предупредит хозяйку, и та ускользнет.
— Мы подумаем, — кивнул Самойлов. — Вьетнамскую женщину вы тоже должны были переправить живой?
Башлыков покачал головой:
— Бесполезно европейцу ловить азиатку. Проще нанять ловца из их же среды. Сработают без вопросов. За небольшие деньги. Два сердца ловил кореец — постоянный работник хозяйки. Что и как — я не в курсе.
— Спасибо, — встал Самойлов.
— Я могу вам приблизительно сказать, где мальчик. Без звонка. Без гарантий. Церковное заведение. Не приют, потому что в церковные приюты хозяйка двери ногой открывает.
— Я могу вам это сказать точно, — кивнул Самойлов. — Он — один из двенадцати малолетних служек при мужском монастыре под Серпуховом.
— Как называется ваша страховая фирма? — поднял голову Башлыков, чтобы увидеть лицо Самойлова. — Я вдруг захотел застраховать свою жизнь.
Тело
— Ты был в курсе, где находится пропавший два года назад мальчик? — удивился Колпаков, когда они вышли из СИЗО.
— Теперь я в курсе. У меня всего-то и были — фотографии с иконами из дома Анны Сепугиной с адресом монастырской типографии в Серпухове. Башлыков укрепил мою уверенность.
— А почему ты не прешь туда на танке со спецназом?
— Сложная ситуация. Пока мой начальник ведет переговоры с батюшкой по своим каналам, я убеждаю твоего начальника, что из-за участия в похищении ребенка его приемной бабушки это нельзя считать делом семейным. Это была афера, прекрасно продуманная адвокатом Попакакисом. Специально для полной тишины после исчезновения Антона Капустина отцу ребенка был отправлен другой мальчик с подработанной медицинской картой. Он счастлив с «сыном», о чем рассказывает всем желающим и бывшим приемным родителям в том числе, что, как ты понимаешь, совершенно усыпит любую бдительность.
— Так когда же начнется операция «Монастырь», коллега?
— На днях, — кивнул Самойлов. — И на этом — крест. Поеду умирать на берег океана.
— Круто, — усмехнулся Колпаков. — Есть финансы или автостопом?
— Квартиру поменяю, на билет туда хватит. А там, может, и друзей старых отыщу. Говорят, колония хиппи еще не вымерла.
— Чтобы уж ты ни о чем не думал, скажу напоследок. Нашли тело Инны Ялиной.
— В колодце? — погрустнел Самойлов.
— Нет. На границе остановили груз для проверки. А номер груза подсказал гражданин патологоанатом. Так что можешь свой стенд в квартире ликвидировать.
— Откуда ты знаешь о стенде? — удивился Самойлов.
— Мария Мукалова рассказала, когда давала показания по факту укрывательства тела адвоката. Слушай, старик, ты видел ее глаза?
— Замнем.
— Нет, подожди. Она ведь работает гинекологом? По-моему, даже с ученой степенью.
— Осторожней. Работает она, может быть, и гинекологом, а на жизнь зарабатывает вынашиванием детей для бездетных семей.
— Ясно, — задумался Колпаков. — И много выносила?
— По моим данным — троих. Надеюсь, если повезет в монастыре и нам отдадут мальчика Антона, на этом она и остановится, удовлетворит свой так и не востребованный пока никем материнский инстинкт. А то у меня появилось такое чувство, что Мукалова боится детей.
— Ну, ты меня огорошил! — потер макушку ладонью Колпаков.
— А я специально! Надоело быть тактичным и внимательным. Буду честным с собой, как девочка Лера.
Уходя, Самойлов стиснул кулаки, чтобы сосущая боль, подкравшаяся к сердцу от известия о найденном теле Инки, стекла в кулаки и ушла, потом, не дождавшись драки или битья в стену костяшками пальцев.
Драка
В субботу на заснеженном поле возле мужского монастыря собралась толпа народу. Откуда все прознали, что происходит — неизвестно. Сама процедура выдачи Антона Капустина — мальчика с крыльями — проходила за закрытыми дверями, можно было бы посочувствовать прождавшему на ветру народу, но народ получил свое зрелище — и какое!
Монастырский служка сказал в высоком присутствии, что не выйдет ни к матери, ни к отцу, ни к
